Тайной владеет пеон - [5]

— Ах, ах, — запричитал он, — никто не хочет дер­жать язык на привязи. А ведь они не посмотрят, что тебе тринадцать...

И вот теперь дон Гарсиа стоит против нее. Как раз в тот момент, когда ей нужно, чтобы здесь никого не было. Дева Мария, что же делать?..

— Каталина? Что ты здесь околачиваешься? — спросил бармен.

 — Сбежала от всех, — вздохнула Каталина и при­творно спросила: — А разве вам, дон Гарсиа, не хо­чется побыть одному после... общества гринго?

— Мне очень и очень хочется спать, — устало сказал бармен. — А я слышу — стучат...

— Я не стучала, — быстро ответила Каталина и за­молчала: вдруг она себя выдала?

— Слышу — стучат, — продолжал как ни в чем не бывало бармен. — Ну, я и подумал: может быть, Росите требуется помощь?

Каталина со страхом посмотрела на бармена:

— У нас в отеле нет Ро... Роситы, — прошептала она.

— Ну что ж, нет и нет, — согласился бармен. — Тогда пойдем наверх.

— Я должна еще немного побыть здесь, дон Гар­сиа,— жалобно протянула девочка. — Пожалуйста, не прогоняйте меня...

— Хозяин может зайти в любую минуту, — вдруг быстро сказал бармен. — Говори все, что нужно. Твои десять ударов попали ко мне.

— Нет! Мне ничего не нужно!

Бармен улыбнулся.

— Не трать же золотого времени, Росита. Скоро све­тает, а нам нужно выручать Мигэля... Да и тебя уво­дить отсюда.

— Так вы знаете?

— Кое-что знаю. Я подавал в комнату полковника виски и видел рожицу сорванца. Кажется, его чуть не пристукнули.

— Его приняли за кого-то другого, — шепотом ска­зала Росита. — За сына какого-то знатного сеньора.

— Интересно, за кого же?

Росита подумала и вздохнула.

— Не помню... Странное имя. Армандо?.. Нет, Освальдо? Тоже нет...

— Может быть, Орральде?

— Так и есть.

— Это чудесно. Орральде в руках у наших. Мы сего­дня же разузнаем все, что нужно.

Росита с подозрением посмотрела на бармена.

— Послушайте, сеньор, а кто мне поручится, что вы не хотите меня надуть?

— Теперь поздно ручаться, — просто сказал бар­мен. — Я давно мог бы тебя выдать... если бы хотел...

— Дон Гарсиа, если с Мигэлем что-нибудь случит­ся... Знайте — я перережу вам горло!

Бармен одобрительно кивнул головой:

— Ай, ай, какой характер! Но за друга стоит по­драться. Знаешь что, Росита, я дорожу своим горлом, поэтому давай бросим глупости. Тебе известен этот знак?

Он начертил ногой на влажной земле цифры: «54 + 6 + 20» и притопнул, чтобы стереть их.

— В пятьдесят четвертом году, — расшифровала Ро­сита, — в шестом месяце двадцатого числа банды про­клятого президента Армаса напали на Гватемалу. Этот день стал началом нашей борьбы, — вздохнула она и вывела тоже на земле: «3».

— Но три миллиона рабочих людей Гватемалы, — отозвался бармен, — выгонят наемников со своей земли. Так?

— Вы наш, дон Гарсиа, — сказала девочка. — Ну и напугали же вы меня. А кто вам сказал, что я — Росита?

— Карлос Вельесер.

— Вы видели его? — Девочка схватила бармена за руку. — А моего отца не видели?

— Дон Мануэль жив и здоров и мечтает повидать свою Роситу. Он-то и рассказал мне, как ты попала в отель к американцам.

Роситу кивнула. Как это было недавно, и как давно.

...Страшное известие о том, что интервенты высажи­ваются в Пуэрто. Первая победа. А потом отец чистит ружье и почему-то не смотрит на Роситу.

— Ты уходишь, отец? С ними? С Карлосом?

— Что же я, целоваться с бандитами останусь?

— А как же я, отец?

Мануэль молчит. Только яростнее вгоняет шомпол в дуло.

— Я пойду с вами, отец!

— Пойдешь с нами, если надумаешь... Карлос хочет тебя видеть.

Карлос Вельесер говорил с девочкой около получаса. А на сборы оставалось всего несколько часов. Росита пришла домой возбужденная, беспокойная. Мануэль уже стоял с рюкзаком, готовый уйти.

— Как решила, дочка?

— Куда я пойду? Меня и здесь не тронут.

Все поняла детским сердцем, все почувствовала. Тя­желая слеза скатилась по щеке Мануэля.

— Не суди меня строго, — сказал он тихо. — За тебя драться иду. За счастье твое, дочка. А что тебя остав­ляю, — так есть на это решение комитета. Доверяет тебе народ. Рабочий народ. Певунья моя.

Обнял — и нет его. Нет Мануэля, нет Карлоса.  Мигэля — и того нет, со старшими ушел. И Хосе Па­са, маленького ица, что прятался от Ла Фрутера в их доме, тоже нет: ушел с отрядом. Даже Роситы нет больше.

Осталась Каталина, приезжая из Сан-Пабло. Отца ее, владельца большого ресторана, убили в перестрелке. Так говорится в рекомендации. И еще говорится, что она умеет готовить, сервировать стол. Рекомендацию писал богатый человек. Его знает хозяин отеля в Пуэрто, — иначе бы он не нанял Роситу горничной второго этажа. Хозяин отеля большой, мясистый и, кажется, злой. Гля­дит он всегда исподлобья, губы кривятся в усмешке, голос прерывистый, резкий, как сирена у катера.     

Росите хотелось убежать и не видеть эти маленькие злые глаза и перекошенные губы. Но она вспоминала, как ласково сказал ей дядя Карлос:

— Если очень любишь свою страну и своих друзей, — стерпишь, обживешься, спрячешь чувства.

И она спрятала. Никто в отеле не скажет, что она сочувствует сторонникам Арбенса.[8] Наоборот, старшая сеньора по этажу всегда представляет Каталину амери­канцам как дочь человека, погибшего от руки красных. А если часом раньше она немножко надерзила офице­рам,— это ничего, пусть считают, что она вся как на ладони, вспыльчивая, необузданная: меньше присматри­ваться будут.