Тайнопись - [139]

Шрифт
Интервал

В Грязном углу шла какая-то суета. Побросав бочки с мочой и тележки с коровьими лепешками, парии обступили своего главного и слушали, как он говорит о том, что этот чужак, Светлый, ходит по базарам и в разговорах защищает их и шудр, хотя все знают, что их защищать нельзя, они рождены неприкасаемыми, и с этим ничего уже нельзя поделать, и что если он придет сюда опять — то лучше быть от него подальше: неизвестно, что ему надо и кем он послан. Может быть, это брамины через него бунтуют народ, чтобы потом его же и усмирить, вызвать покорность и страх?..

Бес застыл как вкопанный — и здесь говорят про Светлого!.. Он послушал, как парии препираются между собой: одни считали, что Светлый прав и почему они должны быть хуже всех и проводить жизнь среди нечистот, грязи и мусора? Другие качали головами: так рождены, ничего нельзя изменить, будет только хуже.

Один старик напомнил про Амдонга: этот глупый шудра наслушался Светлого, а потом, скрыв от какой-то женщины, кто он, жил с ней, как с женой, пока брамины не узнали об этом и не прислали за ним охранников, одного из которых Амдонг ранил при аресте. Говорят, что сегодня его будут судить около водокачки и наверняка приговорят к варке живьем. Вот тебе и разговоры со Светлым!.. Вот тебе и «все равны»!.. Очень опасно!..

— Да этот чужой просто не знает наших обычаев! Он уйдет, откуда пришел, а мы останемся под их палками! — озирались по сторонам старики, знавшие, о чем они говорят.

— Если он еще раз появится тут — не пускайте его, закройте ворота! — закончил главный и велел всем убираться работать.

Бес покинул базар и начал петлять по улочкам вслед за Тумбалом.

Скоро дома кончились. Дорога на Рыбью слободу плоха — от луж и выбоин было трудно идти, но крыло мешало взлететь. Пес пытался завести брехню о том, о сем, но бес был не расположен к этому и громко цыкнул на пса, поджавшего хвост.

Они вышли к реке. Показались неказистые, лепленные друг на друга домишки, похожие на сараи без окон. Воздух отдавал острой рыбьей гнилью и вонью. Голые улочки криво разъезжались в стороны. Во дворах были развешены рыбацкие сети, снасти, торчали удилища. Бес настороженно следовал за притихшим Тумбалом. Из ворот выглядывали молчаливые псы и пристально следили за ними, но не лаяли. Тумбал голоса тоже не подавал. Было безлюдно, тихо и жарко.

Вот пес встал за углом одного дома:

— Там. Я-не-дам! Не-от-дам! Нам-не-надо-там!

— Сидеть тут, молчать! — приказал бес, взобрался на забор и стал озираться.

Никого. Пусто. Во дворе навален хворост, висят сети, стоят весла, тазы, ящики. На веревках сушится мелкая рыба. На поленнице лежит кошка и, кажется, охраняет рыбу. Глаза у кошки закрыты, но уши стоят торчком. Дверь дома открыта настежь. А по крыше гуляет сокол, здоровый как индюк.

Бес спрыгнул вниз и подполз к двери. Голосов не слышно. Он заглянул внутрь и с робким любопытством стал озираться. Пусто. На полу навалены циновки, подушки, тряпье. Стоят две пиалы. Шахматы на доске. Капустный лист с остатками риса. Под потолком парит желтая бесшумная бабочка. На стене — войлочный ковер со странным белым кругом, в котором четыре черных топора сцеплены в зловещий крест. Такой же крест бес уже видел на стене в лавке знахаря.

Он стал принюхиваться. Смесь человечьего пота, жареного риса, чая, пыли… Из окна тянет рыбой и пиленой древесиной. Бес обшарил взглядом углы, стены, циновки. Повалялся на них. Подобрался к шахматам. Хотел было потрогать странные фигурки, как вдруг со стены послышалось угрожающее гуденье. Он уставился на ковер, на черные топоры в белом круге. Не мог оторваться. Ему вдруг показалось, что они начали медленно крутиться. Он замотал башкой, но не смог сбросить с себя зябкого страха перед липучей опасностью. Топоры вращались всё быстрее. Вертелись колесом, втягивая его в свой скорый лёт.

Темя у беса стало нагреваться, тяжелеть и бухнуть. Вдобавок где-то позади грозно грянули гонги, настырно заверещал бубен, бранчливо взвыла труба. Гонги били всё крепче, громче, ярче. Они словно пытались выбить напрочь из беса его сущность. Он шкурой ощутил, что если не бежать отсюда — то придет конец. Замороченно шатаясь, он задом вывалился наружу, приник к стене и затих, не замечая сокола, который царапал когтями крышу, подавая какие-то знаки кошке на поленнице.

Одурев от диких топоров и черного рева труб, бес не мог понять, где он и зачем он здесь. Но не успел он прийти в себя, как его вдруг опять неудержимо потянуло еще раз заглянуть в дом — может, Светлый всё-таки где-то там, спрятался в углу?.. Зная, что это опасно, бес ничего не мог с собой поделать: переполз через порог и заглянул в комнату.

Он старался не смотреть на ковер, но топоры стояли на месте. Всё было по-прежнему. Только вместо бабочки две угрюмые мухи с жестким жужжанием ошалело гонялись друг за дружкой. Да исчез капустный лист с рисом… Кто его взял?.. Значит, кто-то тут сейчас был?.. Эти злобные мухи и пропажа капустного листа так испугали беса, что он кинулся вон, кубарем прокатился по двору, перемахнул через забор и выскочил к углу, где его ждал Тумбал.

— Что-там, кто-там? Ни-ко-му-не-дам! — гавкал Тумбал, едва поспевая за новым хозяином, который как оглашенный гнал по слободе.


Еще от автора Михаил Георгиевич Гиголашвили
Чертово колесо

Роман Михаила Гиголашвили — всеобъемлющий срез действительности Грузии конца 80-х, «реквием по мечте» в обществе, раздираемом ломкой, распрями феодалов нового времени, играми тайных воротил. Теперь жизнь человека измеряется в граммах золота и килограммах опиатов, а цену назначают новые хозяева — воры в законе, оборотни в погонах и без погон, дилеры, цеховики, падшие партийцы, продажные чины. Каждый завязан в скользящей петле порочного круга, невиновных больше нет. Не имеет значения, как человек попадает в это чертово колесо, он будет крутиться в нем вечно.


Кока

Михаил Гиголашвили – автор романов “Толмач”, “Чёртово колесо” (шорт-лист и приз читательского голосования премии “Большая книга”), “Захват Московии” (шорт-лист премии “НОС”), “Тайный год” (“Русская премия”). В новом романе “Кока” узнаваемый молодой герой из “Чёртова колеса” продолжает свою психоделическую эпопею. Амстердам, Париж, Россия и – конечно же – Тбилиси. Везде – искусительная свобода… но от чего? Социальное и криминальное дно, нежнейшая ностальгия, непреодолимые соблазны и трагические случайности, острая сатира и евангельские мотивы соединяются в единое полотно, где Босх конкурирует с лирикой самой высокой пробы и сопровождает героя то в немецкий дурдом, то в российскую тюрьму.Содержит нецензурную брань!


Тайный год

Михаил Гиголашвили (р. 1954) – прозаик и филолог, автор романов «Иудея», «Толмач», «Чёртово колесо» (выбор читателей премии «Большая книга»), «Захват Московии» (шорт-лист премии НОС).«Тайный год» – об одном из самых таинственных периодов русской истории, когда Иван Грозный оставил престол и затворился на год в Александровой слободе. Это не традиционный «костюмный» роман, скорее – психодрама с элементами фантасмагории. Детальное описание двух недель из жизни Ивана IV нужно автору, чтобы изнутри показать специфику болезненного сознания, понять природу власти – вне особенностей конкретной исторической эпохи – и ответить на вопрос: почему фигура грозного царя вновь так актуальна в XXI веке?


Захват Московии

Роман «Захват Московии» Михаила Гиголашвили — необъявленное продолжение нашумевшей книги «Чёртово колесо» трехлетней давности, только вместо криминального Тбилиси конца 1980-х местом действия становится Москва 2009-го.Одним прекрасным днем в середине XVI века немец Генрих фон Штаден въехал в пределы страны Московии. Его ждали приключения и интриги, фавор и опала, богатство и нищета. А цель была одна — захват страны.Одним прекрасным днем в начале XXI века его далекий потомок Манфред Боммель въехал в пределы страны России.



Толмач

Стремясь получить убежище и обустроиться в благополучной Европе, герои романа морочат голову немецким чиновникам, выдавая себя за борцов с режимом. А толмач-переводчик пересказывает их «байки из русского склепа», на свой лад комментируя их в письмах московскому другу.Полная версия романа публикуется впервые.


Рекомендуем почитать
Право Рима. Константин

Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…