Тайное становится явным - [137]

И Феликс Эдмундович удостоился этой большой чести. Рассказывают, что на заседании Совнаркома, когда решался вопрос о создании ВЧК и назначении ее председателя, Владимир Ильич, посмотрев на всех Присутствующих, улыбнувшись, сказал: "А ведь среди нас есть настоящий пролетарский якобинец!" Он не назвал имени того, о ком говорил, но взгляды всех сидевших за столом обратились в сторону Дзержинского.

Вся его предшествующая жизнь, вся революционная деятельность как бы готовили Дзержинского для этого поста. Почти четверть своей жизни — одиннадцать лет — провел он в царских тюрьмах, в ссылке, на каторге. Ни изощренные допросы и иезуитские методы охранки, ни пытки в тюремных застенках и кандалы — ничто не сломило железной воли Дзержинского, не заставило его свернуть с избранного им пути служения делу революции. Он бежал из далекой сибирской ссылки, возвращался из эмиграции на родину, чтобы снова окунуться в самую гущу революционной борьбы, выполнять самые опасные и ответственные задания партии. За многие годы подполья у Дзержинского выработались конспиративные навыки, умение противостоять любым проискам царского и иностранного сыска. Весь этот накопленный им большой опыт подпольной революционной деятельности немало помог Дзержинскому при организации ВЧК.

Первое, с чем столкнулся Дзержинский, — была проблема подбора людей как на руководящую работу в ВЧК и ее органы, так и для укомплектования ее оперативного и технического персонала. В связи с задачами, возложенными на ВЧК, и предоставленными ей правами вопрос этот имел особо серьезное значение.

По указанию Ленина в ВЧК были посланы наиболее стойкие, честные и преданные делу революции коммунисты. Это были преимущественно старые подпольщики, прошедшие через все тернии борьбы с царизмом, участники октябрьских боев.

Дзержинский приложил огромные усилия, чтобы укомплектовать аппарат ВЧК людьми, способными справиться с весьма разнообразными задачами, вставшими перед первыми отрядами ч’екистов. Он требовал от своих подчиненных беззаветной преданности партии, самоотверженного служения родине, железной дисциплины, абсолютной честности и строжайшего соблюдения революционной законности. Он говорил: "Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК". "Чекист должен быть чище и честнее любого. Он должен быть, как кристалл, прозрачным".

В первое время существования Советского государства ВЧК не применяла к контрреволюционерам высшей меры наказания — расстрела. Многие из них даже освобождались под честное слово, что они не будут больше поднимать оружие против пролетариата. После подавления юнкерского мятежа под честное слово были освобождены генерал Краснов и все взятые в плен юнкера. Под честное слово получили также свободу известный монархист Пуришкевич, руководящие члены ЦК кадетской партии Давыдов, Кишкин и другие видные контрреволюционеры. Однако все освобожденные мятежники, начиная с Краснова, тотчас нарушили данное ими слово и с еще большей активностью включились в контрреволюционную антисоветскую деятельность. Все это вынудило Советское правительство в дальнейшем ввести смертную казнь для врагов революции.

В обращении ВЧК, опубликованном в "Правде" 23 февраля 1918 года, говорилось, что "до сих пор комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа", но отныне ВЧК вынуждена беспощадно расправляться с ними. После переезда в Москву деятельность ВЧК значительно расширилась. Контрреволюция с каждым днем все более наглела.

Успешная деятельность ВЧК и ее местных органов по борьбе с внутренней и внешней контрреволюцией вызывала бешеную злобу всех врагов Советской власти. Империалисты создали легенду о "всевидящей и всеслышащей ЧК", располагающей "огромной армией шпионов", якобы благодаря которой и стали возможны ее победы над силами контрреволюции. Империалисты не могли понять, что сила ЧК и секрет ее успехов таится прежде всего в доверии к ней широких масс советских людей, стремившихся всячески ей помочь. Советские патриоты оказывали неоценимые услуги Родине.

В конце апреля — начале мая 1918 года во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии стало известно, что в Москве существует крупная контрреволюционная организация. Однако напасть на след этой организации никак не удавалось, следы ее все время терялись в иностранных миссиях. Но вот в середине мая в ВЧК пришла одна гражданка и заявила о том, что влюбленный в нее юнкер под большим секретом рассказал ей, что на днях в Москве произойдет вооруженное выступление против Советской власти.

Эта русская патриотка, медицинская сестра по профессии, рассказала, что жених посоветовал ей уехать в деревню, пока не закончится восстание. Она указала, что этот юнкер, по фамилии Иванов, под видом больного скрывается в Иверской больнице и что в этой же больнице, также под видом больных, нашли себе пристанище много офицеров.

Получив эти сведения, заместитель председателя ВЧК тов. Петерс и несколько чекистов отправились на разведку. Осмотрели Иверскую больницу и установили, что в ней действительно находится много подозрительных элементов.