Тайное общество Ичкерия - [31]

В последние годы в верхнем эшелоне дагестанских властных структур стала преобладать тенденция выжидания, которая выражена в известной поговорке «как бы чего не вышло». Именно этим руководствовались ответственные лица, когда допустили существование у себя под боком так называемой Кадарской зоны, состоящей из нескольких населенных пунктов, где волею кучки экстремистов легитимная власть была упразднена, а действовал хаттабовский режим, названный для солидности шариатским. Аналогичной была и реакция, а скорее ее отсутствие, на вопиющие факты ущемления суверенитета Дагестана в приграничной с Чечней зоне, а наращивание экстремистских проявлений с сопредельной территории постепенно стало чуть ли не рутинным.

Власти в Дагестане и в этих экстремальных обстоятельствах не изменили своей устоявшейся привычке ждать команды из Москвы. А там у семьи президента были собственные приоритеты — преимущественно в финансовой сфере, а до бандитских вылазок на Юге у членов семьи руки не доходили.

Представляется, что призрачность волевого потенциала на федеральном уровне и пассивность республиканских властей, привыкших при каждом случае ждать команды из Центра, были расценены главарями бандформирований как государственный иммунодефицит, благоприятствующий реализации собственных политических амбиций. И эти амбиции, щедро оплачиваемые из-за рубежа и внутренних криминальных источников, привели боевиков в Дагестан, где по их ожиданиям уставшие от нищеты и не очень-то доверяющие руководителям горцы были готовы проявить, по крайней мере, нейтралитет относительно происходящего вокруг них. В данных условиях реальной угрозы Дагестану и вялых военно-политических движениях Центра в верхних эшелонах республиканских властей появились признаки растерянности. Видимо, этим объясняется появление ряда указов Госсовета, касающихся чрезвычайного (военного) положения, мобилизации и права населения на ношение оружия, чем власти субъекта позволили себе вторгнуться в сферу федеральной компетенции. Правда, подобные акты республиканских государственных органов затем дезавуировались или вовсе отменялись, внося в деятельность соответствующих структур элементы дезорганизации.

В это критическое время махачкалинские городские власти, ведомые главой администрации С. Амировым, вновь проявили организованность и приняли четкие меры не только по обеспечению безопасности столицы Дагестана, но и по боевому противостоянию агрессорам. Ранее Амиров неоднократно публично предупреждал о подготовке войны со стороны ваххабитов, однако его не захотели услышать «наверху». Почему? — это уже другой вопрос.

В первые же дни войны решением администрации Махачкалы была сформирована Интернациональная бригада, которая укомплектовывалась добровольцами преимущественно из числа «афганцев» и других участников локальных войн. Костяк бригады уже 11 августа направился на передовую для участия в боевых действиях, а остальные подразделения взяли под свою охрану важные объекты и коммуникации города, на окраинах которого уже началось возведение фортификационных сооружений.

Военные действия в Дагестане получили новый импульс и осмысленную упорядоченность с назначением В. В. Путина премьером правительства России. Справедливости ради надо сказать, что его предшественник на посту премьера Степашин встречался с ваххабитами Кадарской зоны, передал им гуманитарный груз и обратился к ним со словами, смысл которых содержится в знаменитом призыве того же кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно». А через год с небольшим, когда эти «ребята» начали войну, Степашин глубокомысленно произнес: «Кажется, Дагестан мы потеряли». Его отставку, состоявшуюся вскоре после этих слов, в Дагестане восприняли неоднозначно. Председатель Госсовета Магомедов высказался так: «Отставка Степашина не лучшая помощь Дагестану», другие официальные лица республики просто отмалчивались, а рядовые жители с надеждой смотрели на подвижного премьера с чекистским прошлым. И он оправдал их надежды. Всем запомнились слова В. В. Путина, сказанные им в Ботлихе: «Я и раньше относился к дагестанцам с уважением, а теперь же я их просто люблю».

С прибытием В. В. Путина в зону боевых действий начались ракетно-бомбовые удары по боевикам, засевшим в брошенных жителями селах. Местное население, которое еще до прибытия регулярных частей организовало военный отпор интервентам, повсюду встречало солдат с хлебом-солью, помогало им и в бою, и в быту. Военные откровенно говорили о том, что такого приема они не ожидали. Неожиданным был прием не только для них, но и для боевиков. Они, наоборот, ожидали, что их встретят как желанных гостей, а встретили с оружием в руках как заклятых врагов. Чего стоит только поступок семнадцатилетнего Хаджимурада Курахмаева, расстрелявшего четверых боевиков из их же оружия, которым он сумел завладеть.

Впервые российские солдаты видели на Кавказе подобное, что послужило журналистам поводом для воскрешения в памяти подзабытого лозунга советской эпохи «Народ и армия едины».

Война в Чечне и Дагестане в классическом смысле и не была войной, которая подразумевает участие в ней профессиональных армий воюющих государств, при этом предполагается соблюдение определенных правил игры, зафиксированных даже в международных договорах. Вместе с тем к войне применимы и определенные нравственные критерии с точки зрения оправданности или справедливости боевых действий с той или другой стороны. Применение правовых постулатов или нравственных критериев к войне, начавшейся в декабре 1994 года в Чечне и осенью 1999 года после известных событий через Дагестан возвратившейся туда же, весьма затруднительно.