Тайное имя — ЙХВХ - [27]

После Аданы, где простояли час, кондуктор разнес по вагону пледы и подушки, набив себе карманы чаевыми, которых хватило бы на прокорм двух львов.

Это только говорится так: «Я спала ужасно». Не спал всю ночь ты, а она спала прекрасно. Когда уже рассвело, поезд остановился р и дальше ни шагу. Еще через полчаса из-за двери показалась голова кондуктора. Он что-то буркнул арабу, предпочитавшему своей арабской куфии унтер-офицерскую феску с синей кисточкой. А всё из показной лояльности Османам. Минутой раньше величавый, как Муса-даг, сириец побагровел. Это в цветовом сочетании с седыми-то усами. Беспокойно задвигались и три пары глаз в овальных рамках черных платков.

— Что он сказал? — спросила Сарра, почти не понимавшая по-турецки.

— Кто в Искендерун, должен выходить[57].

Они стали снимать с полок, доставать из-под дивана свои пожитки (Саррины чемоданы отправились багажом).

— А что случилось?

— На станцию никому нельзя, там грузят армян.

Калиш вопросительно посмотрел на Сарру: какие-то неприятности?

— Снова армяне. Кому в Искендерун, должны выходить здесь. Вокзал закрыт.

— Воображаю, что там сейчас происходит.

Он повертел оконную ручку. С уходом «полигамной четы», оставившей по себе запах пряной пищи, стало несказанно просторно. Слыхала ли она: на жалобы бедного еврея, что, мол, тесно, ребе велит взять в дом еще и козу, и корову, и кур. «Ну, что?» — спрашивает. — «Ох, ребе…» — «А теперь давай их обратно в хлев. Ну, как стало?» — «Ох, ребе, спасибо, ребе, як в кавярне».

— Не смешно, — сказала Сарра. — Шутки, как в Хадере.

Она выглянула в окно. В поле зрения попали красная водонапорная башня немецкой постройки и несколько пустых платформ на запасном пути. Самой станции видно не было.

Калиш щелкнул крышкой портсигара. Нелюбезность за нелюбезность: без спросу закурил свой контрабандный «Дукат», пуская стрелу дыма в потолок. На портсигаре было выгравировано: «Фюр Готт, Кайзер унд Фатерланд». Подарок императора. Достал часы.

— Мы опаздываем уже на три часа. Только к лучшему, что станция закрыта. До самого Дамаска никто не потревожит нашего уединения.

Сарра смерила его таким свирепым взглядом, что он поспешил сказать:

— Вы шуток не понимаете. У вас совсем нет чувства юмора. И то вам не смешно, и это вам не смешно… — он помолчал. — Если вы опоздаете на хайфский поезд, то я знаю чистую гостиницу рядом со станцией, прямо на площади. Я готов вам ее показать. Даме, одной, входить в гостиницу бывает как-то совестно.

Сарра не отвечала.

— А знаете, от Дамаска до Мекки под рельсы положен войлок, чтоб колеса не стучали.

Было видно, как кондуктор открыл дверь вагона, но не раньше чем вдоль поезда выстроилась команда. Ехавшие до Искендеруна высаживаются, принимая вещи от тех, кто еще в вагоне. Сарра узнает феску с синей кисточкой. Недавний сосед с трудом спускается по ступенькам, держась обеими руками за поручни — вперед могучим задом. Следом, тоже задом наперед, две жены, а третья — лишь после того, как передала своим дублершам узлы из пестрой верблюжьей попоны, которые арабам среднего достатка заменяют чемоданы. Офицер, у кого-то спрашивавший документы, обделил их своим вниманием, и они пошли по каменистому бездорожью, куда и все.

— Проверяют на наличие армян.

«Ладно, что с него взять. Поколение пустыни[58]. Так и быть, прощу его».

— А чем им армяне не угодили?

Калиш описал свое виденье вопроса, а он видел его глазами своего начальства: «Армяне — те же русины»[59].

— Они сами во всем виноваты. Они хотят воспользоваться войной, чтобы отторгнуть в свою пользу часть Анатолии. Армянское царство перестало существовать две тысячи лет назад, их время прошло. Народ не может пережить свое государство, он должен раствориться среди других народов. Здесь давно уже Оттоманская империя. Идет война. Англичане рвутся к Константинополю с запада, русские с Кавказа. Конечно, османы не мы, я их не защищаю. Но надо помнить, что восток есть восток.

На это нечего возразить, если сам не распеваешь: «Глазами обращен к Сион-горе». Клявшиеся горой Арарат армянские социалисты своими горящими черным огнем глазами смотрели, как русские теснят турок в Западной Армении: «Теперь мы сможем ее заселить». И ответ генерала Янушкевича, до перевода на Кавказ командовавшего великим переселением евреев из западных губерний: «Армяне — те же евреи» (понимай: те же жучки-древоточцы, подтачивающие устои империй). А черкесский князь Гаджемуков из окружения великого князя Николая Николаевича, поставившего на курдов, рассуждал об истреблении армян с точки зрения геополитической: «Если посмотреть на это не с гуманитарной, а с политической точки зрения и как на уже свершившийся факт — винить в котором следует армян, то в этом, надо сказать, есть положительная сторона: Турция оставила нам Армению без армян»[60]. В идеале было бы, конечно, населить Западную Армению кубанскими казаками, к чему склонялся генерал Юденич (тогда Россия полагала, что ей еще что-то светит).

Впервые кто-то уподобил армян и евреев друг другу — племена, со времен Амалика не приемлющие друг друга. В эсэсэсэре, лишенные своего прошлого и всякой памяти о нем, они сердечно задружились, меряя себя одной меркой на основании самых поверхностных аналогий. Но в пятнадцатом году Сарре Аронсон и в голову бы не пришло брататься с армянами. Даже с учетом параллели между Араратом и Сионом, навязчивой, как пошлый мотивчик.