Тайник комиссара - [11]

— Петька, а где наша машина?

Петька посмотрел по сторонам. Машины на территории не было, она как будто сквозь землю провалилась.

— Ну и судоверфь! — покачала головой Таня. — Ничего нет, а часовой караулит. Чудно мне, Петька. И машина куда-то исчезла.

Ребята тогда не знали, что судоверфь выполняла секретный заказ: изготовляла противотанковые мины в деревянном корпусе. Такую мину, спрятанную в земле или в траве, невозможно обнаружить. Пройдут фашистские саперы и ничего не обнаружат своими приборами. Поползут фашистские танки — мины взрываются и летят танки и всякие машины, разбитые на куски. Секретный цех на судоверфи был сделан под скалами, в глубоком ущелье.

— Вы откудова, мальцы? — спросил, наконец, дед. — Поди, из Иркутска?

— Мы, дедушка, из Краснокардонска, — ответил Таня.

— Ого! Из центра самого. Фронт, значит, видели! — Он поставил ружье на землю между колен, оперся на него руками и сказал печально: — У меня два сына под Москвой погибли. Просился я на фронт — отплатить за них, не взяли, стар.

Дед посмотрел вдаль, на сверкающую воду Байкала:

— Знаю, что погибли, а все равно почтальона жду.

Дед увидел идущую по переулку Веру Ивановну.

— Ваша бабушка? — Он всмотрелся из-под лохматых седых бровей: — Постой, постой. Дак это же Вера Ивановна. Как же я ее не признал. А вы ее внучата?

— Да, внучата, — сказал быстро Петька.

— Вот те на, не признал, — сокрушался дед. — Ну, Вера Ивановна, богатая в скорости будешь! — Дед встал, подал шершавую руку бабушке.

— Здравствуй, Пантелей. Почему же я буду богатая?

— Не признал я тебя, как с машины-то выходили. Да где и признать, лет восемь, почитай, я тебя не видел. То ты в экспедиции, то вот, мне дед Торбеев сказывал, на запад укатила. Сейчас-то к себе в Коты едешь?

— В Коты, Пантелей, внучат везу. — Бабушка увидела выходящую из-за поворота лодку. — Пока, Пантелеймон, прощай, к лодке тороплюсь, обещали в сельсовете до Котов добросить.

Дед махнул рукой.

— Прощай, Вера Ивановна, не уедешь, дак заходите ко мне пообедать. Хлеба нынче нет, но грибы, ягоды найдутся, да и рыбой угощу.

— Спасибо, большое спасибо, но мы торопимся.

С высоченной кручи все трое спустились к воде. Дед Пантелеймон замкнул ворота на замок и тоже спустился к берегу.

— Привет там Торбееву передайте! Ты слыхала, Вера Ивановна, с ним нехороший случай случился. Не знаю, правду здесь говорят или нет, но будто приходил к нему разбойник. Угостил будто его водкой и стал требовать, чтобы тот составил ему карту, от Синей Стрелки до Волчьего коридора. Торбеев спросил зачем, а тот — не твое, мол, дело. Торбеев то ли вправду, то ли понарошку ответил, что он все забыл, помнит только, что до Волчьего коридора сорок шесть хребтов надо перейти, а в какую сторону, хоть убей, не помнит. Ночной-то разбойник стал деда стращать: «Ты, мол, не ври, я маршрут знаю, но не весь, карту мол, посеял и документы. Доведешь до Волчьего коридора, рассчитаюсь потом золотом, нет — убью сейчас же». Стал бандит цапать Торбеева за рубаху, а потом и за горло: «Рисуй, мол карту или показывай сам». Дед отказался и хотел схватить полено, но бандит полоснул его несколько раз ножом и скрылся в тайге. Лежит теперь Тарбеев весь перевязанный, того и гляди, помрет.

— Беда-то какая! — воскликнула бабушка. Петька и Таня многозначительно посмотрели друг на друга.

Пантелеймон увидел подходивший к воротам грузовик, поспешил наверх.

— Ну, прощайте, земляки!

Подошла лодка. На ее борту белой краской было написано: «райвоенкомат». Бабушку и ребят моторист усадил посередине лодки, подал им большой кусок брезента.

— Накрывайтесь, сейчас в море выйдем, холодно станет.

Затарахтел мотор, эхом ответили ему высокие скалы. Если честно признаться, Петька с Таней немного трусили. На лодке, да еще по такому коварному морю, они никогда не плавали. Таня осторожно повернула голову, посмотрела за борт: байкальская вода просвечивала насквозь. Глубина была огромная, но через воду все равно просматривалось скалистое дно, какие-то темные ущелья и странные кусты, похожие на человеческие руки с длинными круглыми пальцами. Таня судорожно вцепилась в край скамейки. Моторист заметил Танин испуг.

— Вода у нас беда, какая светлая, туда смотреть не надо. Вперед смотреть надо.

Лодка шла быстро. Встречным ветром прижимало к телу твердый брезент. Иногда в лицо летели мелкие холодные брызги. На волосах у Петьки они блестели, как крупные капли росы. Слева огромными уступами уходили в небо горы. На самом краешке скалы, почти в облаках, небольшой серый камень как будто пошевелился. Петька стал вглядываться еще пристальней и, когда лодка подошла близко к скале, понял что это дикая коза. Он хотел показать ее Тане, но увидел, что прижавшись к бабушке, она спит. Моторист козу тоже заметил.

— Все зовут ее коза да коза, и я так ее звал. А потом, когда в Иркутске учился, в пушном техникуме, узнал, что кабарга и не коза вовсе, а, однахо, олень. Самый настоящий олень, только маленький.

Петька еще раз посмотрел вверх: кабарга стояла на крохотном зубчике скалы и внимательно рассматривала проходившую вниз лодку.

— Ты не смотри по сторонам, — сказала бабушка, — с непривычки укачает еще.