Тайная жизнь Софи - [96]

Обладал ли Гэвин таким темпераментом?

Или Хейди?

Энди не видела признаков буйного характера ни в одном из супругов, но понимала, что это ничего не значит.

– Я только что разговаривал с судебным следователем, – сказал ей Голд по телефону, когда она поднималась на Блэкберри-Хилл по пути к больничной клинике Кестерли. – Наверное, тебе будет интересно знать, что теперь, благодаря результатам вскрытия, супруги Монро признались, что ее смерть не была несчастным случаем. Однако они утверждают, что сделали это вместе.

Энди сосредоточенно нахмурилась.

– По словам Хейди, она пользовалась скалкой, – продолжал Голд. – А муж говорит, что взял деревянную киянку.

Немыслимая, невыносимая жестокость. Ее никогда не переставало поражать и даже пугать то обстоятельство, что жизнь, будущее и целый мир можно уничтожить за несколько коротких мгновений.

– Где орудия убийства? – спросила она.

– Судя по всему, их сожгли.

Разумеется, сожгли.

– Я верю этому, – заявила Энди. – Скалку обычно держат на кухне, а судмедэксперты подтвердили, что все случилось именно там. Но как там оказалась киянка?

– Отец девочки мог выполнять какой-то мелкий ремонт, а может быть, сходил за киянкой в другое место, и тогда мы имеем дело с заранее обдуманным поступком.

Энди не могла этого представить, но, может быть, лишь потому, что не хотела.

– Я далека от того, чтобы защищать его, – сказала она. – Но, честно говоря, меня не удивит, если его не было в комнате, когда это произошло. Думаю, что в пьяном состоянии Софи угрожала расправиться с ребенком или даже ударила его, и Хейди, учитывая ее состояние, окончательно вышла из себя.

– А когда прибежал отец, было уже слишком поздно?

Да, так она и думала, но, разумеется, не могла быть уверена, что так и было на самом деле.

– Гэвин любил свою дочь, – сказала Энди. – Я не сомневаюсь в этом. То, что он сделал – скрыл тело дочери, увез во Францию и утопил в озере, – сломало его психику. Теперь он пытается взять вину на себя, чтобы его жена пораньше вернулась к сыну. Он внушает себе, что она будет лучше воспитывать ребенка.

– У меня нет особых возражений, – отозвался Голд. – Но это вопрос для тех, кто будет составлять апелляцию. Нам нужно обсудить другие вещи.

– Вы получили мое электронное письмо?

– Да, но это не телефонный разговор. Я понимаю, что ты находишься в отпуске по личным обстоятельствам, но нельзя ли приехать в участок?

– Может быть, немного позже, но должна сказать, что я уже приняла решение.

– Я тоже. Где ты сейчас?

– Еду в больницу.

Его голос посуровел.

– Ты собираешься в морг?

– Совершенно верно.

– С тобой есть кто-нибудь?

– Мне не нужно, чтобы кто-то держал меня за руку.

– Энди, я не уверен, что это хорошая идея. Ты видела тела, долго пролежавшие в воде.

– Так или иначе, я должна это сделать.

– Тогда позвони мне, когда освободишься.

Энди пообещала связаться с Голдом, попрощалась с ним, а потом выключила телефон.

Уже через несколько минут Энди находилась в морге, ощущая непривычную отстраненность, как будто она попала в другой мир, расположенный между земным и потусторонним. Техник Омар, с которым она встречалась раньше, проводил ее в холодную внутреннюю камеру. Металлические контейнеры для трупов выстроились вдоль стены, словно архивные шкафы, и в воздухе висел слабый цветочный аромат. Предположительно, кто-то недавно побывал здесь для опознания; профессиональные медики крайне редко пользовались парфюмерными средствами.

Выдвинув полку из ниши, Омар аккуратно откинул саван, закрывавший лицо Софи, и вопросительно посмотрел на Энди.

У нее пересохло в горле; ей трудно было приблизиться хотя бы на один шаг. Софи опознали по компьютеру и мобильному телефону, которые нашли при ней. Это само по себе наводило на мысль, что она не собиралась кончать жизнь самоубийством.

– Могу я побыть с ней наедине? – спросила Энди, все еще не глядя на Софи.

После ухода Омара Энди оставалась на некотором расстоянии от тела, словно опасаясь войти в пространство, где не останется твердой опоры под ногами и будет не за что ухватиться. Это место безвозвратно было определено для тех, кто уже находился на небесах, а люди, находящиеся поблизости, испытывали невероятные ощущения. Глаза Энди медленно закрылись; ее дыхание как будто прервалось, разум был похож на море в полный штиль, без единого силуэта на горизонте.

Когда она наконец подошла ближе, то позволила себе приоткрыть глаза и увидела трагические руины, оставшиеся от некогда прекрасных черт Софи. Шок физической болью отдавался в ее сердце. Кроме прядей фиолетовых волос, не было никакой возможности определить, что это Софи, однако, продолжая смотреть, она как будто угадывала за изъеденными веками фиалково-синие глаза, которых уже не было. Она могла представить их искрящимися от смеха и плачущими, удивленными и благоговейными. За слоями гниющей плоти угадывалась безупречная гладкость щёк, теперь уже практически полностью разложившихся. Ее чувственные губы почти исчезли, но брови были так же тщательно выщипаны, как и в день ее смерти. Никаких признаков смертельных травм не наблюдалось, но удары были нанесены по затылку. Обратив внимание на то, что пряди волос были аккуратно зачесаны на одну сторону, ничуть не напоминая торчащие во все стороны «колючки» на снимках из фотографической будки, Энди почему-то ощутила еще большую печаль. Не имело значения, кто это сделал – французский врач или местный техник. Зато было важно, что кто-то, пусть и незнакомый человек, смог хоть как-то позаботиться о ней.