Тайная жизнь пчел - [74]

Мы с Заком болтались снаружи, пока Дочери Марии не закончили свой ритуал в медовом домике. Мы помогли им убраться во дворе: я собирала тарелки и чашки, а Зак складывал столики. Куини, улыбнувшись, спросила:

— Что это вы ушли раньше времени?

— Устали стоять, — ответил Зак.

— Да уж, — сказала Куини, а Кресси захихикала. Когда Зак уехал, я заскочила в медовый домик и извлекла из-под подушки фотографию мамы и картинку с черной Марией. Сжимая их в руках, я попыталась незамеченной проскользнуть мимо Дочерей, моющих на кухне посуду. Но они все равно меня заметили и окликнули: — Ты куда, Лили?

Мне не хотелось быть невежливой, но я поняла, что не могу ответить, не могу произнести ни единого пустого слова. Я хотела знать о своей маме. И больше не могла ни на что отвлечься.

Я прошла прямиком в комнату Августы, комнату, наполненную запахом пчелиного воска. Я зажгла лампу и села на сундук из кедра, а потом от волнения сцепила и расцепила свои руки восемь, а может и десять раз. Они были холодными, влажными и жили собственной жизнью. Все, что им было нужно, — это что-нибудь теребить и щелкать суставами. В конце концов я засунула их себе под колени.

В комнате Августы я была всего один раз, когда упала в обморок на встрече Дочерей и очнулась в ее кровати. Мне тогда было не до разглядывания комнаты, потому что сейчас все здесь казалось совершенно новым. По этой комнате можно было бродить часами, рассматривая вещи, как по музею.

Начать с того, что все в комнате было голубым. Покрывало, занавески, ковер, обивка на стульях, абажуры. Только не подумайте, что это выглядело скучно. Там было с десяток разных оттенков. Небесно-голубой, озерно-голубой, цвета морской волны — было ощущение, что плаваешь в океане с аквалангом.

На туалетном столике менее интересные люди поставили бы шкатулку с драгоценностями или фотографию в рамке, у Августы же там красовался аквариум, перевернутый вверх дном, а внутри него был гигантский кусок пчелиных сот. Мед стек на поднос, образовав на нем живописные лужицы.

На тумбочках в медных подсвечниках стояли оплывшие восковые свечи. Я подумала, что это могли быть те самые свечи, что я сама изготовила. От этой мысли мне даже сделалось приятно — я помогала Августе освещать свою комнату в темное время суток!

Я подошла к книжной полке и стала рассматривать корешки книг. «Прогрессивный язык пчеловодства», «Пасечная наука», «Пчелиное опыление», «Сказочная эра Балфинча», «Мифы Древней Греции», «Производство меда», «Легенды пчел мира», «Мария сквозь века». Эту книгу я сняла с полки и, положив на колени, стала листать, рассматривая картинки. Иногда Мария оказывалась брюнеткой с карими глазами, а иногда голубоглазой блондинкой, но всякий раз она была ослепительна. Она выглядела, как участница конкурса «Мисс Америка». Как «Мисс Миссисипи». А девушки из Миссисипи должны были выигрывать всегда! Мне даже захотелось взглянуть на Марию в купальнике и на каблуках — конечно же, до беременности.

Я была поражена тем, что на всех картинках архангел Гавриил дарил ей лилию — цветок, в честь которого я получила свое имя. Всякий раз, когда Гавриил появлялся, чтобы сообщить Марии, что, хоть она и не замужем, у нее должен родиться суперребенок, он подносил ей большую белую лилию. Словно бы это был утешительный приз за все те сплетни, которые ее ожидали. Я закрыла книгу и вернула ее на полку.

По комнате прошелестел легкий ветерок из окна. Я подошла к окну и стала смотреть на деревья на опушке леса, на полумесяц, похожий на золотой жетон, втиснутый в прорезь, в любой момент готовый звякнуть, упав с неба. До меня доносились голоса, приглушенные оконной сеткой. Женские голоса. Их щебет то нарастал, то затихал. Женщины разъезжались. Я намотала прядь волос на палец и принялась кругами ходить по ковру — как собака, прежде чем она устроится на полу.

Я вспомнила, как в фильмах, когда там собираются казнить какого-нибудь заключенного (конечно же, ошибочно обвиненного), камера показывает то этого несчастного, в холодном поту, то часы, стрелки которых неумолимо приближаются к полуночи.

Я вновь села на сундук.

В коридоре послышались шаги, уверенные и неторопливые. Шаги Августы. Я распрямилась, став выше ростом. Сердце забилось так, что отдавало в ушах. Войдя в комнату. Августа сказала:

— Я так и думала, что ты здесь.

У меня возникло желание выскочить за дверь или прыгнуть в окно. Тебе вовсе не обязательно разговаривать, говорило что-то внутри меня. Но желание было сильнее. Я должна была все узнать.

— Помните, вы… — сказала я голосом, скорее похожим на сипение. Я прочистила горло.

— Помните, вы сказали, что нам нужно поговорить?

Она закрыла дверь. В этом звуке было что-то бесповоротное. Отступать некуда, говорил он. Час пробил.

— Я отлично все помню, — сказала Августа. Я выложила фотографию моей мамы на кедровый сундук.

Августа подошла и взяла снимок в руки.

— Ты просто ее копия.

Она обратила взгляд на меня — взгляд своих больших блестящих глаз, с пламенем, пылающим внутри. Мне захотелось хотя бы раз взглянуть на мир этими глазами.

— Это моя мама, — сказала я.

— Я знаю, милая. Твоей мамой была Дебора Фонтанель Оуэнс.