Тайная жизнь непутевой мамочки - [6]

В течении последующих нескольких дней я каждое утро предвкушаю случайное столкновение с Прирученным Неотразимцем, а затем ругаю себя за чувство необъяснимого разочарования, оттого что он не появляется. Возможно, он снова работает и детей в школу отводит его жена, хотя я знаю, что у нее «большая работа в Сити» — а это означает, что она должна быть на рабочем месте в восемь утра. Может быть, у них есть помощница по хозяйству, которая отводит их двоих ребятишек в школу.

Я позволила себе маленькое баловство, безобидный полет воображения: я представила его в Британской библиотеке, занимающегося сбором необходимого материала для книги, которую он сейчас пишет. Он мог бы делать это и с загипсованной рукой, но, конечно, он не мог бы печатать. И мог бы диктовать все мне, а я бы печатала. Вот он сидит в старом уютном кресле, кисти его рук на подлокотниках, пальцы немного выступают за обивку. Он молча смотрит на меня. Мы могли бы провести много дней, запершись в его офисе (дети за рамками этой картины), где я давала бы ему содержательные советы и помогала бы создавать структуру монографии. Потом я становлюсь совершенно незаменимой, и он без меня уже не может работать, А кстати, что он там пишет? Вечером, уложив детей спать, я залезаю в Интернет и начинаю искать упоминания о нем в поисковой системе «Гугл». Я узнаю, что он давно работает над рукописью о вкладе Латинской Америки в мировой кинематограф. Хороша ниша! По этой теме мне вообще ничего неизвестно. Моя фантазия иссякает. В легкой форме эта болезнь не опасна.

— Извините, мадам, не хотите ли что-нибудь выпить, что-то заказать?

Тут до меня доходит, что я в кафе и это официант слегка тронул меня за плечо. На нем безупречно чистый, без единой морщинки, длинный белый фартук, обвязанный несколько раз вокруг талии, и он стоит, изящно наклонившись вперед. В мыслях мгновенно начинают греметь раскаты войны, ведущейся в нашем доме из-за не выглаженных простыней и рубашек. Наша уборщица-полька, приходящая по утрам раз в неделю, сейчас особенно страдает артритом и не справляется больше ни с чем, кроме простого вытирания пыли с ровных поверхностей. Груду не выстиранного белья, накопившегося за несколько месяцев, она оставила на произвол судьбы; еще бы не разразиться войне!

Я чуть было не спрашиваю официанта, где он стирает свое белье и не будет ли он делать это также и для меня. Будем ли мы когда-нибудь спать на глаженых простынях? Я представляю себе их прохладную шелковистость — они бы точно восстановили мое душевное равновесие. Я с трудом удерживаюсь от искушения приклонить свою голову на белый фартук официанта и закрыть глаза. Мамины подруги, решая проблемы, подобные моим, прибегают обычно к помощи валиума. Я же говорю себе, что не такие уж они важные, эти проблемы: в домашнем арсенале появились новые средства борьбы с рутиной — не мнущиеся рубашки, одноразовые пеленки и макароны быстрого приготовления. Крахмал давным-давно объявлен вне закона, как и содовые растворы вкупе с выбиванием ковров.

Кроме того, беспорядок в доме — моя генетическая предрасположенность. Мама остроумно вывела некую интеллектуальную формулировку, и я росла в убеждении, что опрятный дом — антифеминистичен. «Женщинам следовало бы тратить больше времени на тонкую настройку своих мозгов и меньше времени уделять бельевому шкафу, если они хотят разрушить оковы, препятствующие развитию их интеллектуального потенциала», — слышала я от мамы с самого детства.

Официант призывает меня посмотреть длинный и замысловатый список коктейлей. Все они оптимистично обещают перемены к лучшему: «Солнечные мечты», «Радуга оптимизма». И ни одного какого-нибудь «Тревожного затишья» или «Назревающего шторма»… Я чувствую себя иностранцем в чужой стране и прошу имбирного пива, отчасти из-за того, что оно кажется мне знакомым, но еще более потому, что шрифт карты вин такой мелкий, что я не могу разобрать перечень ингредиентов, входящих в состав напитков.

Еще год — и мне потребуются бифокальные очки.

Я сижу в частном клубе в Сохо. Это один из тех редких вечеров, когда мне выпадает возможность встретиться с последними оставшимися незамужними подругами. Темно-пурпурные стены старых обеденных комнат в георгианском стиле отбрасывают везде теплый отблеск, создавая интимность и нашептывая нескромности. Люди двигаются вокруг наподобие порхающих мотыльков, выискивая знакомые лица. Вдохновленные алкоголем, они, похоже, не сомневаются в своем благополучии.

Я сижу в одиночестве на огромном диване в стиле псевдоампир с деревянными подлокотниками и выцветшей бархатной обивкой. Ко мне то и дело подсаживаются и просят меня подвинуться, однако мое стремление побыть в одиночестве выходит за рамки желания быть любезной, и я говорю всем, что жду друзей. Я знаю, пройдет еще довольно много времени, прежде чем кто-то из них появится, но мне так захотелось сегодня увильнуть от сумасшествия вечерней ванны и укладывания детей в постель!.. Я объявила Тому, что должна прийти сюда к семи тридцати — только чтобы побыть здесь наедине… За день мне иной раз приходится переиграть столько ролей, что я всерьез начинаю подозревать, что страдаю какой-то формой материнско-супружеской шизофрении: повар, шофер, уборщица, любовница, подруга, психоаналитик. Словно принимаешь участие в пантомиме, слабо представляя, кто ты в данный момент — задняя часть козла отпущения или выступаешь в верховной роли!