Тайная вечеря - [42]

— Да, капитан. Я вам уже говорил: мы были близкими друзьями.

С этими словами он схватил за руку сопровождавшего его златокудрого подростка с прозрачным взглядом и устремился в сторону Петушиного переулка.

24

Я до сих пор не могу объяснить того, что произошло потом.

Глядя в спину удалявшемуся маэстро, я припомнил совет брата Александра: «Вашу загадку поможет разгадать человек, от которого вы меньше всего этого ожидаете». «А что, если ключ к личности Прорицателя находится у его главного врага? — подумал я. — Что я потеряю, задав ему этот вопрос? Неужели мое расследование пострадает, если я обменяюсь парой фраз с синеглазым великаном в белой тунике?»

Именно в этот момент я и решил обратиться к Леонардо.

Пока мои спутники, засучив рукава, занимались бренными останками брата Александра, я пробормотал свои извинения и быстрым шагом направился к переулку, в котором скрылся маэстро. Повернув за угол и никого не увидев, я бросился бежать вдогонку вверх по улице.

— Вы готовы пойти на многое, чтобы задержать бедного художника, — подобно раскату грома раздался за моей спиной голос Леонардо. Он остановился у ларька зеленщика, а я промчался мимо, не заметив его.

Оба они — и Леонардо и юноша — глядели на меня, прищурив одинаковые светлые глаза и растянув в улыбке одинаковой формы губы.

— Вас послал догонять меня лакей приора, одноглазый монах Бенедетто, — Леонардо продолжал выбирать чеснок, — вы хотите спросить меня, что еще мне известно о смерти вашего брата. Или я ошибаюсь?

— Ошибаетесь, маэстро. — Я сделал несколько шагов к ним. — Меня послал вовсе не падре Бенедетто, а мое собственное любопытство.

— Ваше любопытство?

В животе что-то защекотало. Вблизи Леонардо был еще привлекательнее, чем казался издали, с трибуны для почетных гостей. Правильные черты лица выдавали в нем человека принципиального. Его большие сильные руки в случае необходимости могли бы вырвать с корнем зуб... или прикосновением волшебной кисти оживить стену. Встретившись с ним взглядом, я испытал странное чувство невозможности солгать ему.

— Позвольте представиться, — пропыхтел я. — Я вообще-то не принадлежу к общине Санта Мария. Я всего лишь их гость. Меня зовут Августин Лейр. Падре Лейр.

— И что же?

— Я в Милане проездом, но не хотел упустить случая выразить свое восхищение вашей работой в трапезной. Я хотел бы встретиться с вами при других обстоятельствах, хотя Господь располагает нами по своему усмотрению.

— Да, трапезная. — Великан опустил глаза, разглядывая землю у своих ног. — Жаль, что не все монахи Санта Мария думают так, как вы.

— Брат Александр тоже восхищался вами.

— Я знаю, брат. Я это знаю. Брат библиотекарь пришел мне на помощь на очень трудном этапе работы над картиной.

— Падре Бенедетто именно это имел в виду, когда говорил, что Александр был для вас удобным дурачком?

Леонардо рассматривал меня так сосредоточенно, как будто пытался определить, какие слова ему следует употребить, обращаясь к стоящему перед ним человеку. Возможно, он не узнал во мне того самого инквизитора, о котором ему, вне всякого сомнения, говорили его ученики. Если же он и понял, кто перед ним, то постарался это скрыть.

— Вы, может быть, этого и не знаете, падре, но благодаря брату Александру я смог закончить работу над одним из центральных персонажей «Вечери». Он проявил такое благородство, такое бескорыстие, позируя и не требуя ничего взамен. Более того, смиренно принимая трудности, которые за этим последовали.

— Трудности? Какие трудности?

Увидев мое удивление, Леонардо сам поднял брови. Казалось, он не понимал, как я могу не знать таких очевидных вещей. Спокойным и терпеливым тоном он принялся мне объяснять:

— Работа художника труднее, чем люди могут себе представить. Долгие месяцы мы можем блуждать, как бы без дела, в поисках человека, лицо которого соответствовало бы нашим представлениям и который смог бы послужить нам моделью. У меня не было Иуды. Мне нужен был человек, у которого порок был бы написан на лице, более того — порок осознанный и живой, отражающий внутреннюю борьбу Иуды, которому предстояло выполнить задачу, поставленную перед ним Господом. Согласитесь, без его предательства Христос никогда бы не осуществил свою миссию.

— Но вы его нашли?

— Как? — изумился великан. — Вы еще не поняли? Брат Александр стал моей моделью для Иуды. В его лице было все, что я искал. Он был умным человеком, но его раздирала внутренняя борьба. Его черты были жесткими, острыми, почти оскорбительными для собеседника.

— Он согласился, чтобы вы с него писали Иуду? — изумился я.

— Конечно, падре. Причем мне позировал не только библиотекарь, но и другие священники монастыря. Только потом я подбирал модели с более гармоничными чертами.

— Да, но... Иуда... — пробормотал я.

— Мне понятно ваше изумление, падре. Однако не забывайте, что брат Александр понимал, на что идет. Он отдавал себе отчет в том, что отношение к нему со стороны других монахов общины уже никогда не будет прежним.

— И это вполне объяснимо, вы не находите?

Леонардо задумался, не зная, следует ли ему продолжать.

Он опять взял за руку мальчика. То, что он в конце концов произнес, казалось, вырвалось у него из глубины души.