Тайная вечеря - [61]
По городу уже кружили фантастические слухи (не стану их повторять) относительно того, что было написано на свитке. В журнале ордена иезуитов — будто безотносительно к случившемуся — опубликовали эссе библеиста профессора Свидера о пророчествах Захарии. Эссе частично перепечатали газеты — разумеется, отрывки из длинного ученого текста подбирались тенденциозно. В каждой публикации цитировались рассуждения профессора о том, что летающий свиток — явление уникальное: в Библии летают птицы и ангелы, но — за исключением описанного Захарией случая — не свитки с письменами. За сим посыпались любопытные комментарии. Ангел, показавший Захарии «летящий свиток»[94], говоря о татях и клятвопреступниках, имел в виду тех людей, что присвоили деньги, предназначенные для восстановления Храма в Иерусалиме. Либо тех, кто пообещал большие суммы, а потом ничего не дал. Дело происходило в святом городе после возвращения евреев из вавилонского плена. Когда один из журналистов вспомнил историю с «кирпичиками», поднялся страшный шум. Правда ксендз Монсиньоре не имел никакого отношения к акции его преподобия директора радиостанции[95], который — ради спасения нашей верфи — несколько лет назад распространил по всей стране три или четыре миллиона «кирпичиков» (уж не помню, прости, сколько стоил каждый) и до сих пор не отчитался, на что пошли вырученные деньги, однако в комментариях эти факты сопоставлялись. Некий остроумный автор придумал для своей статьи в местной бульварной газетенке такое название: «Письмо судостроителям с неба». Зловредные журналюги, каковых всегда хватает, писали, что ксендз Монсиньоре якобы изрядно задолжал ювелирам, производящим изделия из янтаря: желая затмить прусского короля, у которого имелась Янтарная комната, Монсиньоре вознамерился установить в своем костеле алтарь из этой ископаемой смолы.
За две или три недели до фотосессии свиток появился вновь. Не во время возношения Святых Даров, а после того, как погасили свечи. По рассказам очевидцев (к числу которых принадлежала Зофья Выбранская), в нем не было ничего, кроме вышеупомянутой цитаты из Захарии, на этот раз в переводе Вуека[96]. Тем не менее, когда один из министрантов развернул свиток, а второй начал, запинаясь, читать вслух пророчество Господа Саваофа, горстка оставшихся возле алтаря прихожан заволновалась. Кто-то советовал немедленно вызвать полицию. Кто-то — телевидение. Вернувшийся из ризницы Монсиньоре потребовал:
— Не смейте это читать! Здесь не место…
Однако все уже было прочитано. Когда пастырь попытался выхватить свиток из рук министранта, лист сам свернулся и полетел вверх, а затем, задержавшись на секунду под сводом, будто ведомый незримой Господней рукой, преспокойно выпорхнул через приоткрытое окошечко в витраже. В тот день удивительный свиток был замечен в городе еще в нескольких местах, но среди видевших его не было согласия ни относительно того, где именно рулон разворачивался и с минуту, точно рекламный баннер, парил над головами изумленных прохожих, ни какого он был размера. У Захарии длина его была двадцать локтей, а ширина — десять. Как утверждают библеисты, тогдашний локоть равен нашим сорока пяти сантиметрам, то есть нетрудно сосчитать, что свиток имел девять метров в длину и четыре с половиной в ширину. Иными словами, не уступал огромным плакатам фирмы Выбранского; впрочем, на сей счет мнения расходились. «Очень большой» — да, тут свидетели паранормального явления были единодушны и не раз эти слова повторяли, однако насколько большой, определяли по-разному. «Как простыня», — говорили одни. «Нет, чуть поменьше», — возражали другие. Но какая простыня? Двуспальная, с супружеского ложа? Или односпальная, холостяцкая?
Кроме того, свиток не во всех деталях совпадал с описанным Захарией: кто-то видел на нем перечень каких-то фамилий, кто-то — лишь колонки цифр, а еще кто-то — голову ксендза Монсиньоре в большой императорской короне (но не терновом венце).
Согласно собранной воедино информации, летящий свиток появился в нашем городе вначале у ворот верфи, прямо над памятником павшим рабочим[97], затем его видели возле Главной ратуши — он парил над фонтаном Нептуна, вооруженного трезубцем, однако дольше всего кружил над городской управой, по случаю воскресенья закрытой.
Надеюсь, ты понимаешь, что ксендз Монсиньоре, став героем сплетен и противоречивых слухов, этой шумихе не обрадовался. Если б скандал разразился из-за очередного, невесть от кого полученного ордена, графского титула, эфебофилии, нового «мерседеса» или торговли вином, он бы, вероятно, махнул рукой и продолжал делать свое дело. Но на этот раз все повернулось по-другому: свиток Захарии камнем лег на душу преподобного Монсиньоре — у него даже пропала охота давать интервью, и он гнал прочь журналистов. Быть может, потому, что впервые не сумел предугадать неприятное событие? И оно в любой день могло повториться? Рискну предположить, что, когда ему позвонил Инженер (которого преподобный, скорее всего, не знал) с предложением позировать для Тайной вечери, он именно поэтому немедленно согласился.
