Тайная стража России. Книга 3 - [132]
Безусловной «группой риска» для проведения всякого рода антисоветской деятельности являлись отбывающие и отбывшие наказание в широкой сети лагерей и спецпоселений ГУЛАГа на территории Архангельской области. О создании угрозы безопасности, вызванной указанным фактором, УНКВД по Архангельской области информировало партийные органы еще в 1938 г. При этом особая опасность усматривалась в возможности использования «200-тысячного до крайности озлобленного контингента» английскими и немецкими спецслужбами в случае войны, с учетом усиления с ее началом стратегического значения Северной железной дороги, «по которой только и возможно поступление помощи от дружественных стран» и дислокации мест заключения в непосредственной от нее близости. Кроме указанных 200 тыс. ссыльных «кулаков» и 51 тыс. поляков-спецпереселенцев, к контрреволюционному элементу были отнесены 5700 эвакуированных (из числа представителей национальностей воюющих и сочувствующих Германии стран) и 8 тыс. «ссыльных троцкистов». Таким образом, более одной четверти населения области, оцениваемого примерно в 1 млн человек, попадало в категорию контрреволюционного элемента, рассматривалось в качестве потенциальной вербовочной базы противника.
В качестве возможной вербовочной базы английской разведки закономерно рассматривались жители Архангельска, в той или иной степени сотрудничавшие с экспедиционными силами интервентов в 1918–1920 гг. В связи с этим уже в августе 1941 г. были выявлены жители города, поддерживавшие устойчивые связи с проживающей в Англии белоэмиграцией, и домовладения, занимавшиеся в период интервенции англичанами.
Наиболее ярким примером является дело сожительницы руководителя английской миссии Монда, выходившей из состоятельной в прошлом купеческой семьи, имевшей плотные контакты с интервентами в период Гражданской войны. Справедливо допустить, что арест подруги главы английской миссии до определенного времени мог представляться политически нецелесообразным, поэтому он состоялся уже после сдачи Мондом своих полномочий в Архангельске. В июле 1944 г. в ходе кампании по борьбе с «провокационными слухами» о передаче Архангельской области Англии в счет оплаты за произведенные поставки была арестована ее мать, давшая подробные показания о своих связях с представителями английской разведки на Севере России в 1918–1919 гг. Представленные сведения подтверждались информацией из других источников и позволили прийти к выводу о восстановлении англичанами своей «спящей» агентуры в различных регионах СССР, подвергшихся оккупации странами Антанты в годы Гражданской войны.
Кроме указанной категории лиц, в поле зрения контрразведки попадали и другие советские граждане, имевшие подозрительные связи с иностранцами еще до начала войны. В первую очередь в портовом Архангельске под подозрение попали моряки загранплавания, имевшие неблагополучное происхождение, опыт работы на иностранных судах, в том числе в дореволюционный период, либо входившие в команды судов самостоятельных в недавнем прошлом прибалтийских республик. Дополнительным отягчающим обстоятельством, подтверждающим контрреволюционный характер их деятельности, служило наличие связей с представителями союзников после 1941 г.
Архангелогородки и жительницы Молотовска на протяжении всего военного периода составляли абсолютное большинство связей иностранцев как из числа сотрудников миссий, так и членов экипажей судов и команд кораблей конвоя. В июле 1944 г. НКГБ СССР информировал руководство страны: «иностранцы, в первую очередь англичане, завязывают широкие связи с местными жителями, преимущественно с женщинами, со многими из которых сожительствуют, подкупая их различными подарками, главным образом продуктами питания»[525].
При всей очевидности, сделанные наблюдения емко характеризуют одну из основных особенностей оперативной обстановки по направлению борьбы с английским и американским шпионажем в Архангельске в годы войны. Предпримем попытку выделить основные проявления «женского вопроса», применительно к деятельности в Архангельске в указанный период спецслужб союзников и советской контрразведки. Имело место естественное взаимное влечение тысяч находившихся вдали от родины иностранных моряков, иногда месяцами, без определенных занятий проживавших в северных портовых городах, и северянок, впервые встретивших мужчин из иной цивилизации — относительно материально обеспеченных, щедрых на подарки и раскрепощенных в общении. Возникавшие романтические чувства не исключали проявлений иного порядка — пользовательского отношения к женщинам со стороны иностранцев, как в поисках женского общества, так и для проведения спекулятивных акций, а также встречном стремлении северянок получить материальные выгоды от такого общения. При этом с женской стороны такой корыстный интерес зачастую был вызван жизненной необходимостью прокормления своих детей и стариков в условиях крайнего бедственного положения и жесточайшего голода. Факты содержания притонов, профессионального занятия проституцией также имели место, но были скорее исключением из общей установившейся системы взаимоотношений иностранцев с северянками. В жизни все указанные проявления находились в тесном переплетении, не позволяющем, особенно с позиций сегодняшнего дня, давать отдельным фактам однозначные оценки.
