Тайная стража России. Книга 2 - [55]
Наряд собирался в участковом управлении. Делалось это конспиративно и сообщалось должностным лицам в самый последний момент перед выходом на задание, соответственно подбирались понятые. Они должны были быть благонадежны, грамотны и способны дать, при необходимости, показания в суде[201].
Обычно, когда наступала глубокая ночь, к дому, где находилось «известное лицо», двигались крадущиеся фигуры. Это полицейский наряд в сопровождении дворника, голос которого был известен хозяевам, направлялся на обыски. Дворник под благовидным предлогом, соответствовавшим месту и времени, просил открыть дверь. Как правило, он сообщал о «телеграмме», и полиция быстро и без шума старалась проникнуть в квартиру.
Для того чтобы подозреваемый не сбежал или не выбросил вещественных доказательств, под окнами и у черного хода по возможности скрыто расставлялись полицейские.
Проникнув в квартиру, полиция объявляла обыскиваемому о предписании охранки, но самого не предъявляла как секретного.
После личного осмотра полицейские проводили осмотр комнат, занимаемых обыскиваемым. Здесь тщательно осматривались все вещи. Особому вниманию подвергались постель, одежда, белье, мягкая мебель, где революционеры обычно зашивали нелегальщину. Тайники искали в печах, дымоходах, отдушниках, вентиляции и окнах. Тщательно осматривались шторы, драпировки, шкафы, комоды, сундуки, ящики и т. д. в целях обнаружения двойных стенок. С особым вниманием осматривались библиотеки, так как обычно в корешках книг революционеры тоже делали тайники. Внимательно осматривали также стены и полы для выявления пустот, где могли быть спрятаны вещественные доказательства.
В завершение осматривалась вся квартира и подсобные помещения, а также лица, находившиеся у обыскиваемого.
При обыске и досмотре отбирались записи, переписка, фотографические и визитные карточки, адреса, рукописи, книги и т. д. Вещи, не вызывавшие подозрений, и имущество передавалось тем лицам, которых указывали сами обыскиваемые. Вещественные доказательства, по возможности, пронумеровывались, укладывались и опечатывались с обозначением принадлежности и номера в описи. По результатам обыска и осмотра составлялся протокол, к которому прилагалась опись вещественных доказательств.
При взятии обыскиваемого под стражу принимались меры к сохранению его имущества. Личные документы отбирались, на них составлялась подробная опись, которая прилагалась к протоколу. По окончании следственных действий арестованный отправлялся в место заключения в сопровождении полицейского. Материалы следственных действий направлялись в охранное отделение.
Если обыск производился в отсутствии подозреваемого лица, то за квартирой устанавливалось наблюдение. Полицейский должен был доставить интересующее охранку лицо в участковое управление. Инструкция требовала от полицейского выражать свои требования в спокойной и вежливой форме, но в случае отказа использовать принудительные меры.
Как правило, полиция избегала единичных арестов, за исключением, когда в ее руки попадали руководители организации. Массовые аресты позволяли привлечь к дознанию сочувствующих, которые не были связаны партийной дисциплиной и заповедями конспирации и были более откровенны со следователями. Их было легче уговорить и запугать. После проведения задержания и следственных действий полиция приступала к допросу. Допрашиваемых рассредоточивали в разных помещениях, и следователи по определенному плану задавали вопросы. Иногда следователь сам излагал события, которые арестованный должен был подтвердить, или задавал вопросы.
При разработке на дознании использовался целый арсенал различных приемов. Секретный сотрудник Б. М. Долин вспоминал, что в 1903 г. он был приглашен в жандармское управление. Там «при помощи довольно искустного допроса» жандармам удалось получить подтверждение имени приятеля-бундовца Долина, которого жандармы подозревали в распространении литературы. Жандарм объявил Долину, что этот бундовец уже арестован и сам дал показания о распространении им нелегальщины и хранении ее у Долина на квартире (товарища Долина арестовали позже, взяв его с поличным).
Уже через две недели Долина опять вызвали в жандармское управление и, шантажируя тем, что расскажут арестованному бундовцу о предательстве Долина, предложили ему сотрудничать, и тот согласился[202].
Несогласованность ответов давала почву для дальнейших расспросов. Для того чтобы «расколоть» арестованного, использовался перекрестный допрос, во время которого дознаватели задавали разные вопросы.
Польский революционер Ф. Я. Кон приводил такой пример следственной разработки. Дознаватель задавал вопрос: «Не вели вы агитации среди рабочих, делая упор на чинимые полицией безобразия?». «Нет» — следовал ответ. «Одно вы уже признали: агитацию вели, но упора на безобразия полиции не делали»[203].
Зачастую допросы проходили одновременно с агентурной разработкой. К арестованному делалась «подсадка». Данные агентуры использовались следователями для направления допросов. Одним из самых обычных приемов жандармов было запугивание арестованных революционеров, а затем торжественное обещание полнейшей свободы. Когда жертва была достаточно «использована», т. е. дала «откровенные показания», и представляла оперативный интерес для полиции, ей предлагали перейти на службу в охранку в качестве сексота
