Тайная стража России. Книга 2 - [54]

Из этого явно следует то, что жандармерия и охранка являлись не только розыскными, но и карательными органами. Должностные лица, привлеченные ЧСК для дачи показаний о свергнутом режиме, стремились скрыть эту функцию. Причем жандармерия в плане расправы превалировала над охранкой.

С учреждением в 1902 г. розыскных, а впоследствии охранных отделений расширилась осведомительная база охранок. Начальники ГЖУ были обязаны предоставлять начальникам охранок доступ ко всем делам, в том числе производимым в порядке 1035 ст. Уст. угол. суд.

Совершенствование конспиративных приемов революционеров и потребность в скорейшей расправе побуждали жандармов все чаще прибегать к показаниям филеров. В связи с этим в 1903 г. Особый отдел начал дело «По вопросу о привлечении наблюдательных агентов в качестве свидетелей к дознаниям, следствиям и суду по делам о государственных преступлениях»[193].

В документе, направленном начальникам губернских и областных жандармских управлений, говорилось о том, что в ДП поступают сведения о том, что начальники жандармских управлений предъявляют начальникам охранных отделений требования о командировании в жандармские управления наблюдательных агентов для допроса их в качестве свидетелей по делам о государственных преступлениях. При этом привлечение наблюдательных агентов к дознаниям производится без крайней на то необходимости. Более того, производящие допрос офицеры не ограничиваются установлением обстоятельств деятельности революционеров, а вносят в протокол сведения о служебном положении и деятельности агентов, а также способах наблюдения.

В целях сохранения в тайне личного состава наблюдательных агентов признавалось нежелательным допрашивать их в здании ГЖУ. ДП рекомендовал привлекать наблюдательных агентов в качестве свидетелей только в исключительных случаях, их допрос производить в охранных отделениях и во время допросов не касаться служебной деятельности, приемов наблюдения и возможных взаимоотношений с секретной агентурой[194].

Так, когда начальник московского ГЖУ генерал К. Ф. Шрамм обратился в ДП за разрешением привлечь к дознанию наблюдательных агентов московской охранки по делу «Центрального комитета» РСДРП, затем «О типографии московской группы социал-революционеров» и о «Социал-демократическом сообществе, организованном в Москве заграничным центром „Искры“», ДП рекомендовал генералу привлекать филеров в качестве свидетелей очень осторожно и при крайней необходимости[195].

В целях упорядочения привлечения наблюдательных агентов к дознанию 7 июня 1904 г. был принят закон, объединяющий и развивающий положения различных циркуляров по этому поводу[196]. Использование должностных лиц в качестве свидетелей расширяло возможности расправы за счет фальсификации данных наблюдения.

И все же дознание в порядке 21 ст. «Положения об охране» служило реализации розыскных данных — прикрытию секретной агентуры, являлось основанием для возбуждения формального дознания при ГЖУ и обеспечивало административную расправу.

Дознание в порядке 1035 ст. Уст. угол. суд. в известной степени также прикрывало данные розыска, но его конечной целью была уголовная расправа.

Для осуществления следственных действий необходима была соответственная подготовка низших полицейских чинов и жандармерии. Учитывая, какую роль играли «законные» действия со стороны полиции, ДП требовал соблюдения правил и предписаний. Он систематически направлял циркуляры на места, где разъяснял неправильные действия полиции по применению «Положения об охране». П. П. Заварзин писал, что «всякая незаконность и бездействие властей — показатель слабости и их дискредитирует»[197].

Отсутствие единообразия и жесткого контроля со стороны ДП толкали наиболее дальновидных охранников самостоятельно укреплять дисциплину в производстве дознаний.

Так, под руководством Зубатова была разработана «Инструкция участковым приставам московской городской полиции по производству обысков, арестов и выемок по делам о государственных преступлениях»[198].

Чего-то принципиально нового в инструкции не было. Она лишь разъяснила нижним чинам полиции уже имевшиеся предписания по осуществлению следственных действий.

19 сентября 1899 г. Зубатов представил эту инструкцию московскому обер-полицмейстеру Д. Ф. Трепову. В сопроводительном письме говорилось, что составление инструкции было вызвано «давним злом» — неосведомленностью полиции в осуществлении следственных действий. Письмо по этому поводу Зубатов направил А. Л. Ратаеву, где тот оставил пометку, что директору ДП представлена записка об образовании при ДП комиссии для выработки общей для полиции инструкции[199]. Впоследствии инструкция, разработанная Зубатовым, распространилась на всю империю.

Инструкция определяла порядок осуществления полицией обысков, арестов и выемок по делам политического характера, производимых на основании 21 ст. «Положения об охране». Эти меры служили средством сбора данных для возбуждения преследования в порядке 1035 ст. Уст. угол. суд. или установления политической неблагонадежности заподозренного лица.

Охранное отделение являлось организатором и координатором следственных действий. Особое место уделялось соблюдению секретности. За разглашение секретных сведений полагалось отрешение от должности, исключение со службы или заключение в тюрьму сроком от четырех до восьми месяцев. Инструкция определяла порядок производства следственных действий в церквях, монастырях, учебных заведениях, а также во дворцах, где пребывает император или члены его семьи