Тайная слава (авторский сборник) - [21]

Шрифт
Интервал

своей врожденной проницательности и наличию капитала; однако ходили темные слухи, что в ходе сделки кое-кого "надули". Как бы то ни было, Никсоны основательно разбогатели, и Мери часто рассказывала мужу о роскошном стиле их жизни — слугах в ливреях, богатой гостиной, просторной лужайке перед домом с могучим старым кедром, дающим благодатную тень. И Дарнелл привык думать о хозяйке этого владения как о существе необыкновенном. Он представлял себе ее высокой дамой с величественной осанкой, возможно, несколько склонной к полноте — насколько это допустимо для пожилой женщины в ее положении, живущей богато и не имеющей ника-kИx забот. Он даже как бы видел легкий румянец на ее щеках, так идущий к ее начинающим седеть волосам, и потому, когда, сидя в воскресный день под вязом, он услышал звонок, то подался вперед, чтобы лучше рассмотреть статную даму, одетую, конечно же, в роскошный, иссиня-черный шелк и всю увешанную тяжелыми золотыми цепями.

Дарнелл даже вздрогнул от изумления, увидев странное существо, выходящее за служанкой в сад. Миссис Никсон оказалась маленькой худенькой старушкой, она семенила за Элис, глядя под ноги, и не оторвала глаза от земли, даже когда Дарнелл поднялся, приветствуя ее. Обмениваясь с Дарнеллом рукопожатием, она беспокойно смотрела налево, а когда Мери целовала ее — направо; когда же ее усадили на садовую скамейку, положив подушку под спину, она отвернулась, уставившись на задние стены домов на соседней улице. Она действительно была во всем черном, но даже Дарнелл понимал, что платье ее старое и потрепанное, мех на плаще и на боа, накинутом на плечи, — выцветший и какой-то сомнительный; он имел тот особый унылый вид, который есть только у тех мехов, что продают в магазинах "се-конд-хэнд" на окраинах. Что до черных лайковых перчаток, то они от долгой носки были все в трещинках, на кончиках пальцев выцвели и приобрели синеватый оттенок, а также выдавали регулярные попытки владельца их починить. Прилипшие ко лбу волосы были тусклы и бесцветны, хотя тетя явно пользовалась каким-то жиром, чтобы придать им блеск; сверху была нацеплена старомодная шляпка, украшенная черными подвесками, которые при ходьбе, задевая друг друга, отчаянно гремели.

И в самом лице миссис Никсон не было ничего от того облика, который воображал Дарнелл. У нее было бледное морщинистое худое лицо, заостренный нос и глаза с покрасневшими веками какого-то неопределенного водянисто-серого цвета; они, казалось, съеживались от падающего на них света или взглядов других людей. Глядя, как она сидит рядом с женой на скамейке, Дарнелл, устроившийся на принесенном из гостиной плетеном стуле, не мог не видеть, что это крохотное, эфемерное существо, что-то тихо бормочущее в ответ на вежливые расспросы Мери, бесконечно далеко от сложившегося в его представлении образа богатой и могущественной тети, которая может в качестве подарка на день рождения отвалить целую сотню фунтов. Поначалу она мало говорила; да, она очень устала, такая жара, а одежду полегче надеть побоялась: в это время года никогда нельзя знать, как погода изменится к вечеру: после захода солнца есть вероятность холодных туманов, а она не хочет рисковать и заработать бронхит.

— Я уж думала, что никогда сюда не доберусь, — продолжала тетя, и голос ее жалобно зазвенел. — Понятия не имела, что вы живете в таком отдаленном месте; я не была в этих краях много лет.

Тетя утерла глаза, вспоминая, без сомнения, дни, проведенные в Тернхем-Грин сразу после замужества с Никсоном; после того как платочек выполнил свою работу, она вновь положила его в видавшую виды черную сумку, которую она, скорее, стискивала, чем просто держала. Дарнелл обратил внимание, что сумка набита до отказа, и стал без особого интереса размышлять, что бы там могло быть; скорее всего, письма, подумал он, дополнительные доказательства предательских и коварных поступков дяди Роберта. Он чувствовал себя очень неловко, видя, что тетушка избегает смотреть на них с женой, и в конце концов встал и направился в дальний конец сада; там он закурил трубку и стал прохаживаться взад-вперед по гравиевой дорожке, продолжая удивляться тому, что пропасть между реальным и вымышленным образом оказалась так велика.

Потом он услышал шепот и увидел, что миссис Никсон склонилась к жене. Мери поднялась и пошла к нему.

— Пожалуйста, посиди в гостиной, Эдвард, — шепнула она мужу. — Тетя говорит, что не может обсуждать в твоем присутствии такие интимные вещи. Ее можно понять.

— Хорошо, только я не пойду в гостиную, а лучше погуляю. Не волнуйся, если я немного задержусь, — сказал Дарнелл. — Если тетя уедет до моего возвращения, попрощайся с ней от моего имени.

Дарнелл неторопливо дошел до большой дороги, где громыхая ходили трамваи. Он никак не мог отделаться от неприятного чувства неловкости и смущения и, покинув дом, а вместе с ним и миссис Никсон, надеялся восстановить душевное равновесие. Ее горе из-за подлого поведения мужа заслуживало всяческого сочувствия, однако Дарнелл, к своему стыду, глядя, как она сидит в его саду в убогой черной одежде и вытирает мокрым платком покрасневшие глаза, испытывал к ней неодолимое физическое отвращение. В юности он как-то был в зоопарке и до сих пор не мог забыть того чувства гадливости, какое пережил при виде некоторых пресмыкающихся, медленно переползающих друг через друга в илистом пруду. Дарнелла ужаснуло сходство между этими двумя ощущениями, и, желая избавиться от смутных и неприятных переживаний, он быстро зашагал по ровной и однообразной дороге, глядя по сторонам на некрасивую воскресную жизнь лондонских окраин.


Еще от автора Артур Ллевелин Мейчен
Белые люди

Рассказ Артура Ллевелина Мейчена (Мэйчена) «Белые люди» ("The White People") взят из одноименного первого тома собрания сочинений («Белые люди. Кн. 1»), выпущенного издательством «Гудьял-Пресс» в серии "Necronomicon" в 2001 году.Впервые "The White People" опубликован в 1906 г.Художественное оформление — А. Махов.Перевод с английского и примечания — Е. Пучковой. Перевод осуществлен по сборнику: A. Machen "The House Of Souls". New York: Alfred Knopf. 1923.«Мейчен никогда не писал для того, чтобы кого-то поразить, он писал потому, что жил в странном мире и прекрасно это чувствовал и осознавал» — отмечал Х.Л.


Огненная пирамида

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бэйсуортский отшельник

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


In convertendo

«Артур Мейчен никогда не писал для того, чтобы кого-то поразить, он писал потому, что жил в странном мире и прекрасно это чувствовал и осознавал», — отмечал Х. Л. Борхес. «Алхимия слова», которой он владел во всей полноте, позволяла ему оживлять на страницах своей прозы замутненные, полустертые временем образы давно забытых легенд и традиций, чересчур схематичные формулы «тайноведения», превращая их в «живое чудо».В сборник Артура Мейчена «IN CONVERTENDO» вошли избранные рассказы и эссе разных лет.


Маленькие люди

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великий бог Пан

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами.


Собор

«Этот собор — компендиум неба и земли; он показывает нам сплоченные ряды небесных жителей: пророков, патриархов, ангелов и святых, освящая их прозрачными телами внутренность храма, воспевая славу Матери и Сыну…» — писал французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) в третьей части своей знаменитой трилогии — романе «Собор» (1898). Книга относится к «католическому» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и две предыдущие ее части: роман «Без дна» (Энигма, 2006) и роман «На пути» (Энигма, 2009)


Леди в саване

Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б.


Некрономикон

«В начале был ужас» — так, наверное, начиналось бы Священное Писание по Ховарду Филлипсу Лавкрафту (1890–1937). «Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого», — констатировал в эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» один из самых странных писателей XX в., всеми своими произведениями подтверждая эту тезу.В состав сборника вошли признанные шедевры зловещих фантасмагорий Лавкрафта, в которых столь отчетливо и систематично прослеживаются некоторые доктринальные положения Золотой Зари, что у многих авторитетных комментаторов невольно возникала мысль о некой магической трансконтинентальной инспирации американского писателя тайным орденским знанием.