Тайная доктрина. Том II - [304]

Но что же из того? Все это было известно до царя Ирода; и писатели Рамаяны, поэты, воспевавшие доблесть и мужество Ханумана – Бога-Обезьяны, «подвиги которого были велики, а мудрость осталась не превзойденной», должны были знать столько же об его анатомии и мозге, как и любой Геккель или Гёксли наших дней. Многочисленные тома написаны были по поводу этого сходства, как в древности, так и в более современные времена. Потому нет ничего нового для мира или философии в таких томах, как «Человек и Обезьяны» Миварта, или же в защите Дарвинизма г. г. Фиске и Гёксли. Каковы же эти неопровержимые доказательства происхождения человека от питекоидного предка? Если теория Дарвина, говорят нам, не верна, если человек и обезьяна не происходят от одного общего родоначальника, то мы должны объяснить причину –

1) сходства строения между этими двумя; тот факт, что высший животный мир – человек и зверь – физически представляют лишь один тип или образец.

2) Наличность рудиментарных органов в человеке, т. е., следы прежних органов, в настоящее время атрофированных, как оставшихся без употребления. Некоторые из этих органов, как утверждается, не могли иметь никакого применения, исключая в случае полуживотного и полу-лесного чудовища. Почему же находим мы в человеке эти «рудиментарные» органы – такие же бесполезные, как рудиментарные крылья у австралийского аптерикса, именно червеобразный отросток, аппендикс слепой кишки, мускулы ушей[1629], «рудиментарный хвост», с которым иногда еще рождаются младенцы, и т. д.?

Таков клич вызова; и карканье меньшей стаи среди дарвинистов еще громче, если это возможно, чем даже среди самих ученых эволюционистов!

Кроме того, последние – вместе со своим великим лидером Гёксли и такими известными зоологами, как Романес и другие – защищая теорию Дарвина, в то же время, являются первыми, кто признают почти непреодолимые трудности на пути ее окончательного доказательства. Но имеются такие же великие ученые, как и вышеназванные, которые весьма энергично отрицают это неприемлемое предположение и громогласно протестуют против не оправдываемых преувеличений, что касается до этого предположенного сходства. Достаточно заглянуть в труды Брока, Гратьолэ, Оуэна, Прюнер-Бей и, наконец, просмотреть большой труд Катрефажа «Введение к Изучению Человеческих Рас, Общие Вопросы», чтобы увидеть ошибки эволюционистов. Мы могли бы сказать больше: преувеличения, касающиеся этого приписываемого сходства в строении между человеком и антропоморфусной обезьяной, за последнее время, сделались настолько бросающимися в глаза и нелепыми, что даже Гёксли увидел себя вынужденным протестовать против слишком пылких ожиданий. Именно, сам великий анатом лично призвал «меньшую братию» к порядку заявлением в одной из своих статей, что разница между строением человеческого тела и строением высшего антропоморфусного питекоида не только далеко не пустяшна и не незначительна, но напротив того, весьма велика и показательна.

«Каждая кость гориллы носит признаки, по которым она может быть отличена от соответствующей кости человека».[1630]

Между ныне живущими тварями не существует ни одной промежуточной формы, которая могла бы заполнить пробел между человеком и обезьяной. Игнорирование этого пробела, добавляет он, было бы «столь же ошибочно, как и нелепо».

Наконец, нелепость такого неестественного происхождения человека настолько осязаема при наличии всех доказательств и очевидности при сравнении черепа питекоида с черепом человека, что Катрефаж бессознательно прибег к нашей Эзотерической теории, говоря, что скорее обезьяны могут претендовать на происхождение от человека, нежели обратно. Как это доказано Гратьолэ в отношении полостей мозга у антропоидов – среди которых этот орган развивается обратно пропорционально тому, что имело бы место, если бы соответствующие органы человека были результатом развития тех же органов в обезьяне, – объем человеческого черепа и его мозг, так же как и полости, увеличиваются при индивидуальном развитии человека. Его рассудок развивается и растет с годами, и тогда как его лицевые кости и челюсти уменьшаются и выпрямляются, становясь все более и более одухотворенными, у обезьяны происходит как раз обратное. В своей молодости антропоид гораздо более смышлен и добронравен, но с годами он становится тупее; и так как его череп отступает назад и, по-видимому, уменьшается по мере его роста, то его лицевые кости и челюсти развиваются, и мозг, наконец, придавливается и отбрасывается совершенно назад, с каждым днем все более и более подчеркивая животный тип. Орган мысли – мозг – отступает и уменьшается, будучи совершенно побежденным, и заменяется мозгом дикого зверя – челюстным аппаратом.

Таким образом, как остроумно отмечено во французском науч ном труде, горилла могла бы с совершенной справедливостью обратиться к эволюционисту, настаивая на своем праве происхождения от него. Горилла сказала бы ему: мы, антропоидные обезьяны, представляем собою ретроградное отклонение от человеческого типа и потому наше развитие и эволюция выражены переходом от человекообразного строения к животнообразному строению организма; но каким образом могли бы вы, люди, произойти от нас – как можете вы быть продолжением нашего рода? Ибо, чтобы это стало возможным, ваша организация должна была бы разниться еще больше от человеческого строения нежели наша, она должна была бы еще больше приблизиться к строению животного, нежели наша; и, в таком случае, справедливость требует, чтобы вы уступили нам свое место в природе. Вы ниже, чем мы, раз вы настаиваете на установлении своей генеалогии от нашего вида; ибо строение нашего организма и его развитие, таковы, что мы не в состоянии порождать формы высшей организации, нежели наша собственная.