Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - [83]

Два гестаповца отыскали в сарае небольшой ломик. Но подошел Юзеф и легко отодрал замок голыми руками.

Труп предателя вытащили во двор.

Приехал Камелькранц, и Клюге не разрешил ему выводить в этот день в поле никого. Пока Клюге вел допрос, управляющий приказал нам с Димкой и Левкой чистить коровник. Мы сгребали лопатами навоз, складывали на носилки и выносили в компостную яму посреди двора. Нам оставалось очистить небольшую полоску пола у стены, прилегающей к польскому бараку, когда Левка вдруг нагнулся:

— Ой, а я что-то нашел!

Он подбежал к дверям, чтобы рассмотреть на свету найденный предмет, и в тот же момент я с силой толкнул Левку вглубь коровника так, что он даже упал: в руках у Левки был гвоздь, который показал мне когда-то Юзеф.

— Ты с ума, что ли, сошел, Молокоед! — вскричал Левка, поднимаясь с пола. — Как вот стукну лопатой, будешь знать!

— Молчи! — шипел я, вырывая из рук Большого Уха опасную улику.

В двери появился Клюге.

— Что за шум? — спросил он, стараясь рассмотреть нас в темноте.

— Подрались маленько, господин лейтенант! — проговорил я со смешком. — Мой товарищ плохо соскабливает навоз.

Я отбросил предательский гвоздь в угол и замер от испуга. Мне подумалось, что гвоздь сейчас стукнет и лейтенант бросится его разыскивать. К счастью, гвоздь упал бесшумно на навоз.

— Надо доложить об этом… А не драться.

— Хорошо, господин лейтенант!

Когда Клюге отошел от дверей, я отыскал гвоздь, и мы быстро вынесли его вместе с навозом в яму.

— А если его потом найдут?

Левка начинал понимать назначение своей находки.

— Лишь бы сейчас не нашли… А теперь держись молодцом… Я пойду докладывать о твоей плохой работе управляющему. Ты понял?

Левка ухмыльнулся и кивнул:

— Иди докладывай, фискал!

Мой рапорт имел неожиданный успех. Камелькранц довольно оскалил желтые зубы, замотал головой:

— Правильно, правильно. О таких вещах всегда надо докладывать. Но ты его, говорят, немного подучил, да?

Он хихикнул и маленький человек на его спине радостно подпрыгнул.

— Ты, говорят, плохо работаешь? — приступил горбун к Левке.

Левка не растерялся и сразу пустил нюни:

— Господин Камелькранц, почему Васька дерется?

Управляющий поучал:

— Так нельзя говорить — дерется. Он не дерется, а учит тебя работать… И за это ты должен говорить ему спасибо.

— Спасибо-о, — покорно тянул Левка, а я чуть не хохотал.

Так ничего и не добившись при допросе, Клюге отобрал из поляков тринадцать человек и приказал гестаповцам увести их. Оглядев собравшихся, подло захохотал:

— Возьмите еще этого, — кивнул на Сигизмунда. — А то получилось несчастливое число!

И бедный Сигизмунд отправился вместе со всеми только потому, что число тринадцать показалось несчастливым лейтенанту Клюге!

СКВО!

И вот за подвиги награда —

Она дает стакан воды

С улыбкой первого разряда.

М. Исаковский. «Рассказ о кольцевой почте»

Итак, фрау Бреннер за поджог фогелевского гумна приговорена к пяти годам тюрьмы. Ее дом и все имущество присуждены потерпевшей — Марте фон Фогель.

Об этом, громко мыча и плюясь, поведал нам Отто. Из его суматошного мычанья можно было понять, что старый немец не одобряет настоящего поджигателя, Ведь из-за него пострадала невинная женщина!

Я взглянул на Левку. Бедный поджигатель сидел бледный и все время порывался что-то сказать. Боясь, как бы Большое Ухо не выдал себя, я втихомолку показал ему кулак, что должно было означать: «Молчи!».

В эту ночь Левка долго не мог уснуть. Поджигая скирды с хлебом, он думал лишь о том, чтобы отомстить немцам за наступление под Курском. У него не было даже мысли, что кого-то могут обвинить в поджоге. И вот нашли виновника! И кого? Несчастную фрау Бреннер!

Ночью я слышал, как Левка бредит:

— Я не хотел, фрау Бреннер! Чесслово, не хотел!

Надо же было так случиться, что утром Камелькранц погнал нас убирать картошку с полосы фрау Бреннер! Мы и вообще-то работали кое-как, а тут просто лопата не лезла в землю. Управляющий носился с нагайкой по полю и хлестал ею направо и налево. Особенно доставалось Левке.

С самого утра Большое Ухо притворился больным. Схватившись за живот, со стоном катался по земле:

— Живот! Ой, животик мой!

— У, русский лодырь! — приговаривал Камелькранц, охаживая Левку плетью. — Унтерменш! Я тебе покажу «жифот!»

Левка встал и начал работать, но тут же сломал черенок у лопаты. Пришлось идти к телеге, чтобы насадить новый. Через несколько минут мы увидели, как Левка бежит, зажав левой ладонью правую руку, из которой хлещет кровь.

— Господин Камелькранц, разрешите доложить… Руку порезал.

— Что-о? — заорал горбун, но увидев, как льется кровь, тихо прошипел: — Это что такое?

— Лопату на черенок насаживал. И… хотел заострить черенок, а поранился, — Левка сморщился от боли.

Управляющий поднял его руку вверх и, видя, что кровь не унимается, выругался:

— Сам резался, сам и бинтуй. Докторов тут для вас нету!

Мы подбежали к Левке с ведерком воды и начали поливать ему на руку.

Черт возьми! Вот так поранился! Пока на землю лилась вода, смешанная с кровью, Левка морщился и шипел. Кое-как мы перетянули ему руку грязной тряпкой, чтобы остановить кровь, усадили раненого в тень.

Я ухитрился сбегать к телегам. Там я нашел топор. Левка тяпнул им так сильно, что чуть не отрубил себе палец. На ободке телеги отчетливо видны были даже следы двух ударов…