Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - [104]

После короткого совещания мы повернули обратно. Когда выплыли вновь в Обру, я упарился до такой степени, что не мог грести. Спина болела, на руках вздувались и лопались волдыри. Кровавые мозоли на обеих ладонях были мучительны.

— Погребешь немного, Димка?

Я пересел на корму, Димка взялся за весла. Лодка пошла быстрее, и к полудню мы выбрались к тому месту, где Обра сливается с притоком Варты. Я круто повернул веслом, и лодка устремилась на восток.

Вокруг так же, как на Обре, возвышались плотные стены тростника. Солнце уже склонялось к западу, и с левой стороны под ними была глубокая тень. В воздухе появилась масса комаров, которые просто посходили с ума. Они жалили нас не только в руки и лица, но умудрялись впиваться жалами сквозь рубашки. Противный звон все время слышался над нами, и когда я поднял глаза вверх, то увидел словно пляшущую и звенящую тонкую паутину.

Вдруг послышался стук мотора. Из-за камышей вынырнула мчавшаяся за нами моторная лодка. Димка испугался и стал грести сильнее, но я его остановил:

— Не греби быстро. Все равно от них никуда не уйдешь, а подозрение вызовешь. Подъезжай вот к этим тростникам.

Мы подчалили, и я, взяв в горсть тростник, положил его под себя. Не торопясь, собрал удочку и забросил.

— Ну как клюет у вас? — крикнул из моторки, поравнявшись с нами, молодчик в военной форме.

— А мы еще не ловили, только пробуем, — ответил я.

Военный что-то проговорил другому, сидевшему у руля, и оба громко захохотали. Весельчаки проехали, и у нас отлегло от сердца — пронесло!

Вдруг поплавок потянуло вниз, я схватил удилище и почувствовал, что клюнула большая рыба.

— Клюет!

У Левки вспыхнули глаза. Схватившись за борта, он даже приподнялся:

— Поводи, поводи ее, Молокоед! — шептал Левка. — А то оборвется.

Я вытащил красивого, темно-золотого, с красными глазами, линя. Лежа в лодке, он громко колотил хвостом о дно.

— Забрось еще! — умолял Левка, когда я свертывал удочку.

Удивительный все-таки парень, этот Федор Большое Ухо! Как будто мы приехали сюда и в самом деле ловить рыбу.

Мной владела единственная мысль: лишь бы нас не поймали. Я придумывал десятки историй, которые можно сообщить в случае, если нас схватят. Но не лучше ли выдавать себя за удильщиков? Линь, которого мы поймали, может сослужить хорошую службу: он будет лишним доказательством того, что мы действительно едем рыбачить…

— Белка, ты умеешь править?

— Нет. А что?

— Иди сюда. Я тебя научу, — предложил я, так как видел, что Димка уже выдыхается.

Белка села рядом. Через каких-нибудь десяток минут она уже могла орудовать веслом и править лодкой.

Мы с Димкой налегли на весла и скоро выехали на широкий плес. Куда же дальше? Вправо от нас шла речка, влево тоже была речка, но вдали она сливалась с каким-то озером. Я посмотрел на карту, которую начертил Отто, и понял, что надо плыть прямо.

На левом и особенно на правом берегу все время виднелась колючая проволока — видимо, мы плыли вдоль немецких концлагерей. Кое-где возвышались деревянные вышки, с которых, наверно, смотрели пустые глаза гитлеровцев. И везде колючая проволока не доходила до реки, а кончалась где-то в болотах, вроде тех, по которым мы пробирались к реке Обре.

— Эх, пообедать бы! — сказал я.

Мы проголодались, но надо было уплыть как можно дальше.

— Ничего, не маленький, не умрешь! — ответил Димка и снова приналег на весло.

Послышался гул, и двойная шеренга самолетов прошла куда-то в восточном направлении, очевидно, на фронт. Самолеты шли низко, и хорошо были видны черные кресты у них на хвостах.

Уже к вечеру, измученные донельзя, с натруженными руками, мы пристали к лесистому берегу. Где-то левее мелькали огоньки не то села, не то города.

Я посмотрел на схему и убедился, что мы находимся против города Вольштин.

Для нас города были страшнее пустыни, и поэтому мы решили, несмотря на тучи кровожадных комаров, переночевать здесь, на берегу. Вытащили из лодки нашего раненого, рюкзаки. Димка нашел в корме топорик и нарубил в лесу веток, на которые мы и уложили Левку.

— А ну, ребята, давайте сюда топливо! — как можно бодрее крикнул я, хотя сам валился от усталости.

— А не опасно? — спросил предусмотрительный Димка.

— Ничего…

Скоро у нас вспыхнул костер, Белка сбегала с котелком по воду, поставила ее на огонь.

— Чем будешь кормить, хозяйка? — спросил Димка. В свете костра он казался большим и сильным мужчиной.

— Думаю вскипятить чай, — усмехнулась Белка (она усмехнулась потому, что все знали: никакого чая у нее нет). — А поужинаем сыром.

Разостлав на ветках полотенце, Нюра вытащила сыр и маленький кусочек хлебца:

— Ешьте сыр! Хлеба осталось чуть-чуть. Так что хлеб будет есть только Левка.

— Что ты — все Левка, да Левка! А я, может, не хочу хлеб? Может, мне сыр нужен?

— Большое Ухо, ты же у нас больной, — погладила Нюра Левку по голове. — Ешь, пожалуйста, и хлеб и сыр.

— А я один не буду… — упрямо твердил Левка.

— Давай еще голодовку объяви! — спокойно возразил Димка.

Мы все расхохотались. Смеялся и Левка:

— А что? И объявлю. Вот попробуйте меня тогда вылечить.

— Вылечим, Федор Большое Ухо, вылечим.

Белка принесла котелок кипятку, и Димка стал его отхлебывать, чтобы не так сухо было во рту от сыра.