Тайна Высокого Замка - [87]

— Ты готов, Освальд?

— Конечно.

— Тогда спускайся скорее к машине. Я сейчас выйду.

Через пять минут Пауль уже сидел за рулём. Настроение у него было превосходное. Он беззаботно насвистывал модную немецкую песенку. Кто знает, может, это был своеобразный приём скрыть волнение от окружающих. Сильные натуры на это способны.

— Освальд, если Данцигера нет в гостинице, этот пакет портье не оставляй, — повернув голову, сказал Юре обер-лейтенант. — Сиди в вестибюле и жди его.

— Хорошо.

Высадив Юру около гостиницы, Пауль повёл машину в сторону улицы с белыми особняками и верандами, увитыми густым плющом. По дороге пришлось остановиться, так как в машину сели два «гестаповца».

«Оппель-капитан», управляемый Паулем, остановился возле небольшого голубоватого особняка. Здесь жил тот самый генерал, который подписал приказ о расстреле трёхсот ни в чём не повинных заложников. И их расстреляли. Это были рабочие фабрик, железной дороги, просто женщины и старики.

Николай Кузнецов получил приказ от своего командира доставить живьём этого генерала в штаб партизанского отряда.

Первым из машины вышел Николай Кузнецов, за ним — переодетые партизаны. Они, не торопясь, направились к часовому, охраняющему дом.

— Генерал дома? — спросил часового обер-лейтенант с рыцарским крестом на шее.

— С минуты на минуту придёт, — почтительно ответил часовой.

— Великолепно! — обер-лейтенант направился в дом.

Навстречу выскочила экономка генерала.

— Что вам угодно, герр обер-лейтенант? — спросила она, преграждая ему дорогу.

— Я прибыл для укрепления охраны дома, уважаемая фрау, — очень вежливо ответил обер-лейтенант. — Разве вы не знаете, в городе очень неспокойно.

— О, да… прошу, прошу вас… А вон подъехал и сам генерал.

Она ушла, видимо, спеша накрыть стол ко второму завтраку хозяина.

Генерал отпустил свою машину и вошёл в палисадник перед домом.

Тарас Стебленко приставил дуло пистолета к животу часового.

— Молчи или смерть! — приказал он, связывая ему руки.

Обер-лейтенант, обаятельно улыбаясь, шёл навстречу сухопарому, представительному генералу.

— Мне очень прискорбно, но я должен вам сообщить, что вы арестованы.

— Я не люблю шуток, обер-лейтенант! — из двух щелей на морщинистом лице мрачно смотрели два стальных серых глаза, в которых застыла холодная, неумолимая жестокость.

— Вы резидент партизан! — гневно крикнул обер-лейтенант. — Я приказываю вам сейчас же сесть в эту машину, — показал он на стоящий у калитки «Оппель-капитан».

— Да как вы смеете?! — схватился за пистолет взбешённый генерал.

— Не трудитесь! — подбежавший партизан ловким ударом выбил из руки генерала оружие. И прежде чем он успел крикнуть, в рот ему воткнули кляп. Затем «обер-лейтенант» и «гестаповец» поволокли его к калитке.

У ворот особняка остановилась машина с солдатами. Из кабины выскочил Данцигер, почему-то на этот раз переодетый в майора полевой жандармерии…

— Что здесь происходит?

— Да вот поймали партизанского резидента, — спокойно сказал обер-лейтенант с рыцарским крестом на шее. — Видите, в генерала вырядился. Помогите, пожалуйста, взять.

Данцигер тотчас же смекнул, что вся эта ситуация ему на руку. Крикнув шофёру: «Веди!», он отпустил свою машину.

Генерал вырывался из сильных рук партизан. А Данцигер с истинно тевтонской яростью сыпал удары на голову генерала, а под конец впихнул его в машину.

— Благодарю вас за помощь, — галантно поклонился майору обер-лейтенант, желая проститься с ним.

— О, нет! — вскрикнул Данцигер. — Я тоже поеду с вами. Вместе поймали партизана, вместе и докладывать будем в рейхскомиссариате.

— Охотно! — распахнул перед ним дверцу машины обер-лейтенант.

В то же мгновение верёвки обвили руки Данцигера. Он повернул голову и облился холодным потом.

— На ловца и зверь бежит! — смеялся ему прямо в лицо Тарас Стебленко.

В эту ночь партизаны покончили с тем, кто надеялся, что бригаденфюрер останется им доволен.

Глава четырнадцатая. Его подвиг

Несколько дней Пауль не появлялся в городе. Юра уже начал тревожиться, но спросить у фрау Лотты ничего не смел. Таков был закон конспирации.

Он с восхищением смотрел на смелую фрау Лотту, которая каждую минуту рисковала быть схваченной и повешенной. В её доме скрывались партизаны.

И хотя все эти дни лицо фрау Лотты было озадачено, тревоги Юра не читал на нём.

Вернулся Пауль, как всегда, неожиданно.

Когда Юра уже лёг спать, к нему вдруг долетела фраза, сказанная Паулем на чистом русском языке:

— Жестокие бои кипят на Курской дуге. Немцы бросают туда все свои резервы.

— Есть приказ с Большой земли? — тоже по-русски спросила фрау Лотта.

— Да.

Юра страдал от того, что эти люди, ставшие ему такими родными, не все доверяют ему, а мальчику хотелось всё знать, во всём помочь, разгладить все морщины, так часто омрачавшие прекрасный лоб этого загадочного человека, отважного, как в сказке.

Он догадывался, что Пауль русский. Одни из тех, кто нёс свободу и счастье его народу…

Прошло два дня. Вечером в доме появился словак. Юра видел, что он с собой принёс небольшой кожаный чемоданчик и, таинственно о чём-то пошептавшись с фрау Лоттой, поставил его в кухонный шкаф.

Ночью Юре приснилась лагерная «сортировочная». И когда надсмотрщик замахнулся на Юру своей плетью, мальчик вздрогнул и проснулся. Было темно, и Юра не сразу сообразил, где он.