Папаша торопливо направился к группе офицеров, тихо обсуждавших что-то.
Мысль проникнуть на Княжью гору через подземный ход и с ошеломляющей внезапностью обрушиться на вражеские батареи всем пришлась по душе. Тут же была послана в разведку группа сапёров, которых повёл Франек. Через полтора часа они вернулись потные, забрызганные грязью, но порадовали, что мин нигде не обнаружили, путь безопасен.
Когда стемнело, в неровном лунном свете, сливаясь с темнотой, к костёлу Ивана Крестителя бесшумно подошли две роты советских пулемётчиков.
— Ух, ты! — обрадовался Медведь. — Держись теперь, немец-перец-колбаса!
Петрик явно боялся, что его и хлопцев не возьмут в качестве проводников. Зря что ли послали в разведку Франека, а не кого-нибудь из них? А потому, подружившись с бородатым автоматчиком, которого танкисты называли Папашей, Петрик старался всё время вертеться у него перед глазами, понимая, что все уважают бородача, и стоит тому замолвить словцо, их возьмут с собой.
Наконец, потеряв всякую солидность, Петрик подёргал за рукав Папашу.
— Дяденька, вы скажите своим командирам, что мы вас поведём… Мы ж знаем, где каждая пушка зарыта…
— Расположение противника знаем, — с достоинством подсказал Олесь.
— А мне, хлопцы, приказано вас в шею гнать, — развёл руками Папаша.
Нет, нет, он это сказал без тени шутки, совершенно серьёзно!
— Гнать?! — изумлённо вытаращил глаза Йоська.
— Это своих-то в шею? — с негодованием спросил Олесь. — Да мы…
— Служба, знаете, нельзя мне приказа не выполнять. Давайте, ребятки, по домам, а?
— Неправильный приказ! — бесстрашно и прямо заявил Петрик. — Мы ж нашу гору — во! — как свои пять пальцев знаем. Каждую норочку покажем, где фрицы притаились…
Говоря по правде. Папаше полюбились эти непокорные, отважные львовские мальчишки. Их непреклонность и мужество внушали солдату невольное уважение, как, впрочем, и всему экипажу танка «Гвардия».
— Попробую похлопотать за вас перед начальством, — посулил бородач и отошёл от мальчиков.
Они стояли в крайнем волнении, ожидая решения своей участи. И когда Папаша вернулся, сказав, что их возьмут с собой, трудно описать ту безмерную радость, сменившую беспокойство мальчиков.
Но уже совсем стемнело, а никто не трогался с места.
Йоська высказал предположение, что, скорее всего, выжидают, когда гитлеровцы уснут. Вот тогда их и возьмут без единого выстрела, как сонных мух. Незачем на них патроны расходовать.
— Тоже мудрец, — усмехнулся Олесь. — Так они тебе и улеглись спать возле орудий.
И долго ещё мальчики тихо переговаривались, сидя на ступеньках костёла.
Петрик нервничал: ведь летние ночи так коротки, а чтобы выбраться с пулемётами на гору через подземный ход, надо около часа, не меньше…
Однако вскоре раздалась команда.
— Пошли, — сказал подбежавший Франек.
Под каменными сводами тайного хода мерцали сотни электрических фонариков, и теперь уже мальчикам совсем не было страшно, как тогда, когда приходилось пробираться здесь одним, а позже с Франеком, который сам лично хотел убедиться, куда ведёт этот ход.
Петрик насчитал шестьсот семьдесят ступенек, когда Папаша, тяжело дыша и утирая катящийся по лицу пот, спросил:
— Не сбились, правильно идём?
— Конечно, дяденька! Тут всё время вверх, вверх и только прямо, другой дороги нет.
— Стоп! — глухо прошелестело по цепи.
Дышать стало легче, и вскоре в довольно большой амбразуре показались звёзды. Ночной ветерок освежал взмокшие тела солдат, вытаскивающих пулемёты на террасу около пещеры.
— Мы теперь сзади от самой главной ихней батареи, — сообщил Олесь, дрожа от возбуждения. — Это та батарея, дяденька, что ратушу обстреливала.
Первую группу пулемётчиков и автоматчиков, увешанных гранатами, повели к каменному льву Франек и Юра.
Петрик же пополз впереди второй группы солдат, которые несли на руках пулемёты, отрезая пути возможного отхода гитлеровцев к Песчаной горе.
А Медведь и Йоська, обогнув слева пещеру, осторожно раздвигая кусты, напряжённо всматриваясь в темноту, вели Папашу и его автоматчиков к зениткам, замаскированным в чаще кустов.
И вдруг, подобно смерчу, советские воины обрушились на гитлеровцев, меньше всего ожидавших появления неприятеля под самым носом. То здесь то там вспыхивали гигантские столбы огня, и вскоре запылала вся северная часть Княжьей горы, обращённая к станции Подзамче.
Яростное и громкое «урр-ра!» заглушило длинные и частые очереди немецких автоматов, вопли, взрывы. Но так же внезапно, как всё это началось, всё и стихло. Княжья гора — последний оплот гитлеровцев во Львове — была взята.
Медленно гасли в синеве неба звёзды, когда Петрик, словно по безмолвному уговору, бежал назад к пещере. Ещё издали он узнал Франека, стоявшего у обрыва. И когда их разделяли всего лишь несколько метров, вдруг из чащи кустов выскочил гитлеровец в каске и бросился на Франека, замахнувшись прикладом автомата.
— Стой! Назад! — крикнул невооружённый Петрик.
Момент был до того острым, что только чудо могло спасти Франека от верной гибели. И это чудо, как показалось Петрику, свершилось: автоматная очередь навечно пригвоздила к земле гитлеровца.
Петрик оглянулся.
