Тайна - [62]
— Не позволим! — воскликнул партизан, стоявший рядом с Лацо.
— Попили они нашей крови! Хватит! — подхватили другие.
— Покончим с бесправием! Долой фашистские порядки!
— Верно, товарищи! Нам нужен совсем другой, наш порядок. Мы не прекратим борьбы, пока не построим новую, сильную демократическую республику, в которой чехи и словаки будут дружно жить и работать. Будем же высоко держать знамя партии!
— Коммунистическая партия наздар![9] — крикнул партизан, стоявший рядом с Лацо.
— Наздар! — вырвалось у Лацо. Он был счастлив, что и его голос сливается с общим хором.
«…Наздар, наздар…» — вторило им горное эхо, радостно встречая нарождающийся светлый день.
Глава XXX. Колокольчик
Лацо приехал в Жилину после обеда. На вокзале его никто не встретил, да и незачем было: он уже хорошо знал город и не мог заблудиться. Лацо кратчайшей дорогой добрался до Долгой улицы и с бьющимся сердцем позвонил в квартиру Марковых. Дверь открыла тетя Тереза.
— А, Лацко, здравствуй, — приветливо встретила она мальчика. — Значит, кончились каникулы. Небось и оглянуться не успел, как неделька пролетела?
Дядя Иозеф был на кухне. Он наблюдал за тем, как Сернка чинит засорившуюся раковину водопровода.
— Вот и Лацо вернулся, — довольно любезно сказал дядя. — Ну как, мама здорова?
— Нет, больна, лежит, — тихо ответил мальчик.
Сернка сочувственно поглядел на Лацо, и мальчику даже почудилось, что он дружески подмигнул ему.
— А к Зузке ты не заглянешь? Разве вы поссорились? — спросил Сернка.
— Мы и не думали ссориться. Она, наверно, у Ондры? Я тоже сейчас пойду туда, — весело ответил Лацо.
— Сперва положи на место свои вещи, — остановила его тетя Тереза, — а потом гуляй. Мама ничего нам не передавала?
— Просила кланяться и вам, и дяде Иозефу, и пану Сернке, — одним духом выпалил Лацо.
— А о брате ничего не слыхать? — поинтересовался дядя.
У Лацо ярко запылали щеки. Низко нагнувшись, чтобы дядя не заметил, как он покраснел, мальчик медленно доставал белье из своего сундучка. «Снова начнутся расспросы!» — с тоской подумал он.
— Нет, ничего не слыхал, — пробормотал Лацо и украдкой покосился на Сернку. Ему показалось, что тот улыбнулся.
Сернка вставил в кран резиновые прокладки, но вода все еще просачивалась.
— А вы, пан Сернка, слыхали что-нибудь о партизанах? — словно невзначай, обронил дядя.
Мастер потуже подвернул ключом гайку, поднял лежавший на полу инструмент и равнодушно повернулся к Марко:
— Недавно в поезде люди вели всякие разговоры, да я не больно прислушивался. Помнится только, говорили, будто в лесах скрываются тысячи партизан. А еще болтали, будто партизаны намерены ворваться в город, чтобы разделаться с фашистами и с их приспешниками.
Сернка вытирал тряпочкой замасленные руки и, весело щурясь, поглядывал на дядю Иозефа.
— Какие там тысячи! В гарде считают, что партизан в горах совсем мало, жалкая горстка. Сейчас готовят на них облаву. В город их, конечно, не впустят. Какое там! — насмешливо скривил губы дядя.
— Не знаю, сосед, не знаю. Мне просто показалось, будто люди, которых я видел в поезде, кое-что пронюхали.
— Такие разговоры следовало бы запретить, — вмешалась тетя Тереза.
— Да они давно запрещены, — усмехнулся Сернка.
Дядя Иозеф, наморщив лоб, задумался, потом закурил сигарету.
— А вообще, пускай их приходят, — рассудил он. — Мне бояться нечего. Во-первых, здесь достаточно гардистов, чтобы с ними расправиться. А во-вторых, что они мне сделают? Я человек бедный. В гарду я не вступал, зять мой арестован, в политику не вмешиваюсь. Кто заварил кашу, тот пусть и расхлебывает. А я всегда считал, что политика — дело господское. Правда, Тереза, я так говорил? — обратился он к жене.
— Ну, тут вы не совсем правы, — задумчиво ответил Сернка. — Я слыхал, что в партизаны пошли бедняки — крестьяне и рабочие, такие же, как и мы. Они хотят переделать мир и построить новую жизнь не для господ, а для себя.
— Еще неизвестно, чем это все кончится. Эх, чего только люди не придумают! А если и придут партизаны, ничего не поделаешь, будут они у нас командовать, — вздохнул дядя.
Сернка закончил работу и принялся собирать инструменты. Лацо бросился помогать ему.
— Ну, надеюсь, теперь все будет в порядке, — сказал Сернка. Он пустил воду и еще раз проверил, не протекает ли раковина. — Хороша, пока снова не испортится, — рассмеялся он.
— Спасибо вам, пан Сернка, — сказала тетя. — А то текло так, что лужи на полу стояли.
Сернка ушел, а дядя Иозеф сел за стол.
— А ты что слыхал в поезде? — обратился он к Лацо.
— Ничего.
— А в Вербовом о чем шепчутся? Тоже о партизанах?
Лацо совсем растерялся.
— Не знаю, — прошептал он.
Дядя Иозеф махнул рукой.
— Сплетни все это, ерунда! Даром только людей баламутят. И в гарде говорят глупости, и Сернка повторяет всякие небылицы, словно старая баба… Собирает слухи в поезде…
— Можно мне пойти к Ондре? — спросил Лацо.
— Беги куда хочешь, только поздно не возвращайся, а то тебе попадет, — пригрозил дядя.
Радуясь тому, что его так легко отпустили, Лацо выбежал на улицу. Стоял ясный солнечный день, почти все прохожие уже были в весенних пальто. Лацо шел очень быстро. То и дело он опускал руку в карман, проверяя, на месте ли подарок для Зузки. Ему не терпелось поскорее увидеть своих друзей. За время каникул он очень по ним соскучился. Жаль только, что нельзя им рассказать о ночном походе в горы. Ну, ничего, они узнают об этом позже, когда партизаны уже победят. Лацо понравилось, как говорил о них сегодня Сернка. Лацо мог бы вставить пару слов, он разбирается в этом получше дяди.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.