Тайна Великого Посольства Петра - [33]

Из своего шатра в Карловицах Возницын пытается прощупать настроения единоверных балканских славян. Ему представляется — и об этом он докладывает царю, — что славяне настроены враждебно к угнетателям-туркам, что они поддержат русских в войне с Оттоманской империей и эти настроения открывают широкие перспективы для русской политики. "Естли бы дойти до Дуная, — пишет Прокофий Богданович в Москву, — не токмо тысячи, но и тьмы нашего народа и языка, и веры, и все миру не желают".

ГЛАВА VIII НУЖНА ЛИ БОРОДА ДИПЛОМАТУ

Теперь самое трудное. До сих пор можно было придерживаться дневников самом Возницына, в которых он довольно скрупулезно записывал все, что произошло в Карловицах, вперемежку со своими оценками и соображениями. Настал, однако, момент на короткое время оторваться от этих записей и попытаться — на их же основе представить себе другую, черновую, если хотите, часть его деятельности: то, нщ чем он не мог не размышлять долгими бессонными ночами, но о чем он, конечно же, не писал в Москву.

Испокон веку каждый, кто отправлялся за рубеж с дипломатической миссией, как только пересекал границу, начинал мучиться вопросом: а что там дома? Директивы-то директивами, но что варится там, в теремах за Кремлевской стеной, на дипломатической кухне? Каких поворотов в политике следует ожидать, чтобы не получилосьтак, что посол московский в старую дуду дудит, а из белокаменной уже новая музыка разносится, а его, посла, никто и не предупредит.

Чего греха таить, сколько раз случалось, что в иностранных столицах эту музыку раньше улавливали и над ним же, послом, насмехались — пусть, мол, покрутится.

И в век телеграфа такие мысли порой мозг сверлят. А что говорить про век XVII, когда и спрашивать-то бесполезно до Москвй из иной столицы и за месяц недоскачешь, да столько же назад. Пока курьер обернется, глядишь, новая мелодия зазвучала… Это не только к московским послам относится. И австрийцы, и французы, и англичане все время на свои столицы оглядывались, чтобы, не дай Бог, петуха не пустить.

Правда, царь Петр строго велел информировать своих послов о том, что готовит Москва. Случай такой вышел. Во время осады Азова непонятно почему задержались и приехали только в разгар штурма нанятые за границей специалисты по осаде крепостей. Нужно было под крепостные стены подкопы вести, мины закладывать, а инженеров нет. Из-за этого мном солдат зря положили. Петр тогда сильно сердился и велел расследовать, почему промашка вышла с приездом иностранцев. Оказалось — переосторожничал дьяк Емельян Украинцев. Боясь утечки информации, посчитал опасным осведомлять о планах азовской кампании русского посланника в Вене. А тот, не зная сроков, не поспешил с отправкой специалистов.

В письме к Андрею Виниусу царь возмущался: "В своем ли уме дьяк!" Посланнику доверены высшие государственные тайны, а то, что известно всем, от него скрывают. Царь приказал Украинцеву подробно информировать послов. "А что он не напишет на бумаге, то я допишу ему на спине".

Хорошо сказал Петр. Но знал Прокофий Богданович, что царь сам указаний не пишет. А пока до дьяка дойдет, он порой такую диспозицию учинит, что и рад не будешь ее получить: вроде как стой здесь — беги туда. И такое бывало. Но это еще полбеды — хуже нет неизвестности.

Поэтому каждую весточку, каждый слух из далекой Москвы жадно ловил Прокофий Богданович, голову ломал, гадая, что бы они значили и как ему дальше вести дело, что подправить и куда повернуть.

Читатель помнит, наверное, что оставили мы Прокофия Богдановича в занесенном снегом шатре на берегу Дуная, терпящим стужу и нужду, отрезанным от всего мира. Казалось бы, ну какие весточки, какие слухи могли доходить до него в этот глухой угол ничейной земли на краю Европы? А вот доходили. Прокофий Богданович и это устроил.

* * *

Нужно сказать, что Вена в те времена была одним из центров европейской политики, а потому буквально кишела дипломатами. Не только европейские короли, но и каждый немецкий курфюрст, герцог, рейхсграф, вольные города и даже монастыри имели при венском дворе своих послов. Венские придворные исчислялись десятками тысяч. На блистательных балах и приемах, на завтраках и обедах эта армия сановников пережевывала не столько изысканную пищу, сколько политические сплетни и дипломатические новости. Отсюда, нередко прямо с балов и обедов, полупьяные курьеры развозили эти слухи по европейским столицам,

Еще будучи в Вене, Прокофий Богданович все это подметил и в глухую карловицкую дыру собственный канал информации наладил. Подьячий Михайло Волков, оставленный Возницыным в Вене сторожить посольский двор, оказался расторопным малым. Он регулярно, два раза в неделю, посылал Прокофию Богдановичу на берег Дуная австрийские газеты — куранты, а главное — информацию о политических новостях, обсуждавшихся в дипломатических салонах Вены.

Так что не был отрезан от жизни Прокофий Богданович. И даже в заброшенных на край света Карловицах держал в руках скользкие ниточки европейской политики.

Но из всего потока информации особо выделял все, что было связано с Москвой. По крупинкам собирал самые разнообразные сведения, порой и противоречивые, пытаясь, как из мозаики, составить цельную картину московской политики.