Тайна Великих Братьев - [3]

Приехал под вечер. На ночь в садишке каком-то устроился. Переночевал.

Теперь главное осталось: Робинзона Крузо добыть, Гулливера или Всадника без головы. Про них сельсоветский писарь Митрич занятно рассказывал.

Ходил Лёшка по базару, ходил — ни Робинзона, ни Гулливера нету. Шубу можно купить или скатерть богатую. А книжки всё тощие, неинтересные, половина — про божеские дела. Скучища!

Подкатился к Лёшке мальчонка какой-то чумазый, в пиджаке до колен. Посмотрел на сухого высокого парнишку — русые волосы в кружок подстрижены — усмехнулся:

— Здорово, деревня! Торг — яма: стой прямо, берегись, не ввались, упадёшь — пропадёшь. Зачем пожаловал?

Лёшка объяснил.

— Пойдём, — говорит мальчонка, — знаю я одного деда-бородеда. Мировой старикан. Выручит.

Пошёл Лёшка с новым товарищем. Не в деревне. Не близкий путь — по улочкам да переулочкам.

Наконец, пришли к старичку одному. Лицо у старичка смирное, очки в железных обручишках на лбу покоятся.

— Нет ли у вас, дедушка, книжки какой подходящей?

— Какая же тебе книжка, внучек, требуется?

Сказал Лёшка.

— Ах ты, господи боже мой! — сокрушается старичок. — Были у меня такие книжки. От сына-учителя остались. Да погнили, наверное, все в подвале. Сырой подвал-то. Лёшка за старичка уцепился:

— Пойдёмте, дедушка, посмотрим, может, и не сгнили. Я вам за них сала дам, пшена и деньгами тридцать шесть копеек.

Старичок даже руками замахал:

— Да что ты, внучек?! За такое добро целую библиотеку купить можно. Не возьму я у тебя ничего, а сала ломтик, так уж и быть, отрежу.

Пошли в подвал. Копались, копались в нём — тьмища, хоть глаз выколи. Сыростью пахнет, кислостью какой-то — спички даже гаснут.

Плюнул старичок и говорит:

— Пойдём ко мне на квартиру, я тебе лампу дам. Бери любую книгу, хоть все уноси. Не жалко. Гниль одна.

Взял лампу Лёшка, сало и пшено тихонько под кровать старичку подсунул и — бегом в подвал. Мальчонка прощаться стал:

— Будь здоров, браток. На чугунке увидимся. Дела у меня.

Осветил лампой подземелье Лёшка и даже ахнул от радости: весь подвал книгами завален. Слиплись они, расползлись многие, отсырели. Но ведь просушить их можно!

Стал книги разбирать. Вот какая-то Лидия Чарская пишет. О князьях и княгинях. В сторонку её.

А вот про пещеру какую-то. Это подходяще. Небось, про тайный клад.

Только взялся за книжку, а она поползла. Ах ты, беда какая!

Поднял ещё одну и глазам не поверил: «Робинзон Крузо»! Та самая, какая в Приказе значится!

Приподнял её осторожно, а в ней, считай, пуд весу: промокла насквозь. Обложка из красивого картона еле держится.

«Ничего, подсушим, подклеим — сгодится в дело».

Весь подвал перерыл Лёшка — ни Гулливера, ни Всадника без головы не нашёл. Взял ещё с собой «Дубровского» — сочинение Александра Пушкина, книжку Михаила Лермонтова с картинками, а потом стал выбирать книги покрасивее, те, что лучше уцелели.

Вышел мальчишка из подвала, рогожный куль с книгами на спину взвалил — ноги подгибаются.

Как с таким грузом в вагон пробьёшься?

Пришёл на станцию: не пускают. Что ты скажешь!

Совсем было заскучал Лёшка, да откуда ни возьмись — мальчонка чумазый.

— Не горюй, деревня! Придумаем что-нибудь!

Сует Лёшка на радостях парнишке тридцать шесть копеек:

— Поешь потом. Голоден, небось.

Усмехнулся мальчуган:

— Оставь себе, сгодятся. Понравился ты мне, варнак.

Взвалил Лёшка свой тюк на спину, пошёл за мальчонкой.

Долго шли, Лёшка совсем из сил выбился.

Наконец, парнишечка говорит:

— Лезь в дыру.

И отодвигает доску в заборе.

Прошли ребята на станцию, остановились возле вагонов. Городской объясняет:

— Ты здесь обожди, а я мигом узнаю, какой состав куда направляется.

И верно: явился через пяток минут, шепчет:

— Лезь вон в тот вагон. Он как раз до места тебя дотащит.

Трясётся Лёшка в теплушке, душа поёт:

«Выполнил Приказ!».

Часа два прошло, отодвинул Лёшка тяжёлую дверь на колесиках, смотрит: «Как бы станцию свою не проворонить!».

Ещё издали узнал её, станцию свою. Приготовил тючок, дверь пошире открыл.

Засвистел паровоз: «Сходи, дескать, Лёшка, довёз я тебя к Братьям Великим!».

Только не останавливаются что-то вагоны. Почему? Станция же!

Промчался поезд, мелькнула родная станция и улетела, скрылась. И сразу почувствовал Лёшка, что давно не ел, что мамка, наверное, плачет дома, что ходят насупленные Великие Братья, его, Лёшку, ожидают.

Вот промашка какая получается!

Всё же встал скоро поезд верстах в шести от Лёшкиной станции.

«Ну, это ещё не главное горе. И пешком как-никак дойду!». Выпрыгнул из вагона, тючок получше к спине пристроил, зашагал по шпалам.

Шёл-брёл — на старичка озлился:

«Не мог, леший, такое богатство уберечь! Тащи теперь пуды-то эти!».

Потом опамятовался:

«За что же это я старого человека ругаю? Он же мне задаром всё это отдал!».

Снова пошёл. Ослабел скоро, присел на шпалы.

«Эх, сейчас бы кусок хлеба свежего с луковицей!».

Опять обозлился — на себя уже:

«Тоже ещё — Великий Брат! Пять верст пешком пройти не можешь!».

Версты две отмерял по шпалам, ну никакого терпения не стало: давит тючок спину камнем многопудовым.

«Может, выкинуть какие книги? Те, что похуже».

Подумал, вздохнул:

«Нет, не бывать тому. Донесу все».