Тайна утренней зари - [30]

Влюбленный в науку… Есть еще среди ее знакомых один такой — всегда погруженный в собственные мысли, с отсутствующим взглядом. Правда, он еще не пытается вешать шляпу на сидящую на стене муху, но, кажется, недалек от этого…

Помимо ее воли, мысли девушки непрестанно возвращаются к Павлу. Кому бы пришло в голову, что в характере этого скромного, нерешительного, иногда излишне мягкого юноши, скрывается столько настойчивости, столько уверенности в правоте собственных взглядов! Когда там, в ангаре, Клава узнала об уходе Летягина из конструкторского бюро, она приняла молодого инженера за труса. И не она одна… Но как справедливы оказались те несколько слов, которыми ограничился Павел, отвечая на ее упреки! Сегодня, когда стала явной вся несостоятельность бесконечного охлаждения моторов, сегодня идея нового сплава для дюз торжествует.

С того дня, как Павел Летягин был назначен главным конструктором моторного цеха, коллектив бюро структурного анализа занялся настойчивыми поисками нового сплава для дюз. На помощь сотрудникам института пришли специалисты других научных учреждений, металлурги-новаторы.

Изучение атомной структуры различных материалов давно уже показало, что стойкость зависит не только от связи между атомами, но и от совершенства блоков кристаллической решетки элементов. Именно эту особенность решили придать новому сплаву для дюз специалисты бюро.

Много комбинаций из элементов высокой термической стойкости были испробованы в специальном бюро. В конце концов структурщики остановились на двух металлах, обладающих свойствами полупроводников: иридий и иттербий.

Пришлось немало потрудиться, прежде чем было получено вещество с кристаллической решеткой высокой стойкости. Опыты увенчались успехом. Атомы иридия плотно вошли в среду атомов иттербия, образовав общую сеть. Так родился новый сплав, получивший название «иридио-игрек-иттербий», в котором игрек показывал количественное соотношение между обоими металлами. В институтских лабораториях прутья и кубики, отлитые из нового сплава, подверглись множеству испытаний: их ломали, сгибали, расплющивали. Пришел, наконец, и день испытаний дюз.

Внимание миллионов людей приковано к испытательному стенду института межпланетных сообщений. Проходят четыре недели, пять, шесть… Автоматические спектрографы не регистрируют никаких изменений физических свойств дюз — они не плавятся и не деформируются, хотя подвергаются беспрерывному воздействию раскаленных газов. Колоссальная температура не может нарушить связь между атомами нового сплава, не может уничтожить притягательные силы, появившиеся между атомными ядрами иридия и иттербия.

После испытания на стенде с эстакады была выпущена новая авторакета. Она описала в межпланетном пространстве гигантский эллипс, противоположная сторона которого находится лишь в трех миллионах километров от орбиты Венеры…

Мало-помалу всех участников приближающейся экспедиции охватывает, по выражению Светлова, «межпланетная лихорадка». Симптомов подобной болезни невозможно найти ни в одном медицинском учебнике, но каждый хорошо чувствует, что хотел сказать этим Валерий Андрианович.

В дни, когда последняя авторакета, предшествующая «РИ-1» несется в космическом пространстве, Валерий Андрианович совсем забывает дорогу домой. Но каждый вечер на одной и той же скамейке в институтском парке он с нетерпением ожидает свою жену, В вечерней тишине возникают видения далекой юности.

…Вот он на такой же зеленой скамейке у мраморного памятника своего любимого писателя. Дым от папиросы медленно тает в воздухе, на небосводе загораются первые звезды. Нет, он даже не думает посмотреть на дорожку из серебристого песка, на которой должна появиться она. Но что это такое? Он начинает затягиваться все чаще и чаще и уголком глаза замечает, что рука, подносящая папиросу ко рту, подрагивает. Он бросает взгляд направо, поворачивает голову назад… Нет, налево он ни за что не посмотрит. Пусть лучше она появится неожиданно!

Внезапно он почувствовал запах ее духов. Он видит на дорожке так хорошо знакомую ему белую туфельку, стройную ножку. Легко шуршит шелковое платье, и Лида усаживается рядом с ним. Он долго смотрит на нее, не произнося ни слова, он только гладит ее волосы кончиками пальцев. Улыбка озаряет глаза и лицо Лиды. И тогда, в слепом порыве, он запрокидывает ее голову и целует… Но в тот же момент он опять один на скамейке. Десять минут девятого. До половины девятого никакое чудо не может привести Лиду в парк. Нет, неправда. Она только что была здесь, рядом с ним, чтобы исчезнуть так же неожиданно, как появилась.

Молодость, затерявшаяся в тумане прошлого! Как далеки и все же как близки твои сновидения… Сколько раз уже видел себя Валерий Андрианович в кабине ракеты, в бурном движении к загадочной Венере. Впрочем, душевное состояние Валерия Андриановича хорошо понятно каждому из его сотрудников. Только два человека не разделяют чувства общей радости.

— Вот уж второй раз мой возраст, черт бы его побрал, разбивает в пух и прах все мои планы, — ворчит Алексей Евдокимович Данилов. — Помнится, когда начался поход Корнилова на Петроград, никак не хотели записать меня в Красную гвардию. Все говорили, что слишком молод. А сейчас я в полной форме — и вот тебе раз — пожалуйста, не хотят взять меня на ракету, говорят: слишком стар. Мол, уже оброс бородой, и воздух кабины мне не подходит. Скажите, пожалуйста! Не подходит воздух в ракете, когда там можно дымить из трубки, сколько тебе влезет! Это мне сказал сам Валерий Андрианович. С моей трубкой я не только на Венере, — даже в созвездии Дракона не пропаду! Нет, ни за какие коврижки не останусь на этой постаревшей и горбатой Земле — с такими черепахами, как наши воздушные экспрессы, я постарею в три раза скорее.