Тайна утренней зари - [28]

19

На следующий день полковник государственной безопасности сообщал Некрасову о результатах следствия:

— Свое первое посещение спецбюро Силантьев предпринял с целью заставить Пивоварова вынуть формулы сплава для оболочки ракеты из сейфа, который не пропускает электромагнитных волн. В то время как бумаги, извлеченные из сейфа, находились на столе Пивоварова, агенты компании, предупрежденные Силантьевым по радиотелефону, кружились над специальным бюро на вертолете, на котором был аппарат, излучающий гамма-лучи…

— И с помощью этих лучей запечатлели формулы на чувствительной пластинке, — прервал полковника Некрасов, резко поднимаясь со стула.

— Да. К тому же они заранее рассчитали расстояние между аппаратом и объектом съемки и знали состав туши, которой были записаны формулы.

Взгляд Некрасова помрачнел, лицо приняло землистый оттенок.

— При других обстоятельствах я от всей души поздравил бы изобретателя подобного аппарата, — произнес директор института. — Хотя возможность использования отражательных способностей гамма-лучей исследуется давно, фотографирование на таких расстояниях считалось до сих пор невозможным. Но когда подумаешь, для какой цели был использован этот аппарат в первый раз…

— В первый раз и в последний раз, Николай Александрович! Когда на очередь стал вопрос о дюзах, шпионы решили изменить свою тактику. Догадываясь о наших подозрениях и следовательно ожидая предупредительных мер с нашей стороны, они воспользовались микрофотоаппаратом — но, как вы знаете, неудачно. Здесь я должен посвятить вас в одну тайну. После того, как вы попросили нашей помощи, нам удалось сфотографировать Силантьева, когда он находился в спецбюро. Этим мы подготовили шпиону не очень приятный сюрприз… Не забудьте, однако, мы тогда обосновывались только на предположениях, у нас не было еще улик против Силантьева. Он же всеми средствами стремился запутать свои следы и навлечь подозрение на Летягина. Силантьев не случайно избрал для условного разговора название ресторана «Астра», — негодяй отлично знал, что Летягин часто обедает в этом ресторане, что с ним легко встретиться и такая встреча заставит нас подумать, будто Летягин является его сообщником. Ведь с Летягиным у Силантьева были личные счеты: подобного типа люди никому не прощают своих поражений на научной почве… Вернемся, однако, к нашему разговору. Первым доказательством против Силантьева была микропленка из монеты, брошенной в автомат. Монета должна была попасть в руки агента фирмы, шедшего следом за Силантьевым, но агента опередил работник госбезопасности. Шпиону удалось выхватить монету, засветить пленку и тем самым свести к нулю это доказательство. Ибо негатив не удалось восстановить ни одним из известных способов. Должен признаться: обыск в квартире Силантьева мог не дать никаких результатов, если бы Силантьев не пал жертвой своего же плана. Надеясь воспользоваться украденными формулами еще и для личных целей, он перепечатал негатив на лист фотобумаги, который спрятал в одном из пакетов. Он вскорости собирался ехать за границу и выдать там это открытие за свое. Собственная жадность нанесла ему последний удар.

— А Геннадий Кузьмин? Какую роль сыграл он во всей этой истории? — спросил полный беспокойства Некрасов.

— Успокойтесь, Николай Александрович, он не виновен. Пользуясь старой дружбой с его отцом, Силантьев пытался завоевать доверие Геннадия и сделать из него свое орудие. Мы не должны обойти вниманием и тот факт, что шпион воспользовался и некоторыми не очень здоровыми вкусами Кузьмина, и его немного болезненной амбицией. Силантьев так ловко маскировал свои настоящие планы, что этот абсолютно честный юноша стал тем, кто открыл для него двери специального бюро. Иногда от отсутствия бдительности до участия — всего один шаг. И меня сердечно радует, — заключил полковник, — что Геннадий Кузьмин не сделал этого рокового шага.

Не успел полковник попрощаться, как рывком отворилась дверь, и в кабинет вошел Светлов. Он был бледен и взволнован.

— Итак, Валерий Андрианович, — обратился к нему Некрасов, — закончилась шпионская карьера Силантьева… Может быть, он действительно был знатоком древности, каким пытался выдавать себя, зато оказался плохим знатоком действительности и советских людей. Что же касается его хозяев из «Атом-Унион», то, видимо, они очень торопятся, торопятся изо всех сил. Ведь после испытаний результаты наших исследований все равно были бы опубликованы. Каракас, однако, не стал ждать и, как мы убедились, предпочел другие средства для получения научной информации…

Тяжело Светлову слушать эти слова директора: если Силантьев мог столько времени оставаться неразоблаченным, то не несет ли за это в первую очередь вину он, на попечении которого были все приготовления к экспедиции? Ведь до последнего момента он не видел в поведении Силантьева ничего подозрительного… И еще одна мысль безжалостно сверлит мозг Светлова: в руках шпиона были все нити, ведущие в моторный цех.

— В моторный цех, — Некрасов устремляет на Светлова свой ясный и спокойный взгляд. — Следовало бы уточнить — к охладительной системе. Бывший главный конструктор ставил между мотором и охладительной системой знак равенства. Но разве это две равные величины? Этот вопрос давно заставлял меня задумываться, в особенности после одного разговора с Летягиным. К сожалению, в этом случае я оказался консерватором. Я дал некоторые указания Пивоварову, но в основном все же остался на старых позициях… Но вернемся к сегодняшнему дню. В самом деле, теперь нам труднее заниматься системами охлаждения. Но замедлит ли это усовершенствование мотора «РИ-1»? Или, наоборот, подстегнет наших конструкторов?