Тайна улицы Дезир - [39]

— Без меня, спасибо.

— Да?

— Но я бы не отказалась от бутылочки красного вина.

— Давай перейдем на «ты», если не возражаешь. Кот-дю-рон или мадиран?

— Начнем с мадирана.

Лола потягивала вино, предоставив Рене Кантор ее галлюцинациям.

— Ты заметила? В «Отаку» лицеистки маленькие.

— Да нет.

— Ринко предчувствовала, что должно было случиться, правда, Лола?

— Как это?

— Это Максим и Хадиджа через много лет. То есть сейчас. Она такая юная. А ему уже сорок лет.

— Но Хадиджа уже не лицеистка.

— Совсем недавно она еще ходила в лицей, совсем как Патрик. Совсем как Ванесса и Хлоя.

— Они ходили в один лицей?

— Да, в лицей «Бомарше» на улице Лафайет. Ты знаешь, Лола… мне бы очень хотелось обладать даром путешествовать во времени. Вперед, назад, вперед, назад. Так мы с Ринко когда-нибудь встретились бы. Но у меня нет никакого дара.

— Нет, нет…

— Ринко была великой женщиной.

Лола не мешала Рене Кантор кайфовать. Она налила себе еще мадирана и встала, чтобы пошарить в шкафах в поисках закуски. Ей попались оливки, и она выложила их в чашку. Женщины клевали их, как птички, а потом продавщица книг снова заговорила о своем единственном сыне Патрике.

— Может быть, полное отсутствие у него амбиций — моя вина. Мы с Родольфом не особенно следили за его успеваемостью в школе. Но со всеми этими «может быть» и «если бы» в конце концов отправляешься в далекое-далекое-далекое-далекое путешествие.

— Такое далекое?

— Сейчас Патрик проводит жизнь перед своим компьютером. Он уже даже не разрешает мне наводить порядок в его комнате. Это его вотчина. Время от времени он делает вид, что хочет стать вебмастером или я уж не знаю, кем еще. Его поколение ведет виртуальную жизнь. Может быть, наше поколение было склонно к крайностям, но мы по крайней мере жили, правда, Лола?

— Понятия не имею, я старше тебя.

— В семидесятые годы все было по-другому. Все хотели предаваться радостям, наслаждаться жизнью, идти навстречу другим и себе. Я права, Лола?

— У меня остались лишь смутные воспоминания о психоделической эре.

— Сейчас нам рассказывают о запрете порнографии на телевидении, о запрете курения, о СПИДе здесь, религиозном экстремизме там, об эскалации насилия, об индивидуализме, о нетерпимости и о смерти политики. Нынешнее время пропитано нервозностью, но жить все равно скучно.

Лола терпеливо слушала, как она предавалась ностальгии по сигаретам с наркотиками и по трехмерному оргазму. Мадиран был неплохой, но у Лолы оставалось мало времени.

— Так мы пойдем к Патрику?

— Ах да! Извини меня, Лола. Мне нужно было выговориться. Знаешь, Родольф — просто фанатик своего дела. Когда он не в кинотеатре, то принимает участие в конференциях, коллоквиумах, семинарах по мастерам ужасов. Однако жить с увлекающимся человеком вовсе не так увлекательно. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Да, мой бывший муж — тоже увлекающийся человек. Однако предмет его увлечений неоригинален: женщины.

— Но это вполне понятно. Как можно всю жизнь спать с одним и тем же человеком? Я, конечно, не имею в виду конкретно тебя.

— Ты можешь иметь в виду, кого хочешь, я не обидчива.

— Но, Лола, что можно думать о мужчине, которого интересуют только ужасы? Ужасов вполне достаточно и вокруг нас. И потенциал развития этих ужасов огромен — будущее предстает в черном цвете. Зачем же еще что-то добавлять к уже существующему?

— А ты знала, что интересует твоего Родольфа Кантора, в тот день, когда выходила за него замуж?

— Я была матерью-одиночкой с семилетним ребенком на руках. Если бы не он, то я вообще вряд ли вышла бы замуж за кого бы то ни было. И потом, для меня Родольф был директором кинотеатра. В широком смысле.

— В общем, тебе казалось, что его вкусы более разнообразны.

— Ты так хорошо меня понимаешь, Лола. Еще задолго до того неприятного момента в магазине, когда я сделала вид, что не хочу отдавать тебе «Отаку», да, еще задолго до этого, я ощутила исходящую от тебя положительную вибрацию. Я и до сих пор ее ощущаю. Ты не агрессивна, поэтому общение с тобой доставляет удовольствие.

— Может, пойдем исследуем вибрацию Патрика?

— О, да ты за словом в карман не лезешь!

В комнате, щедро увешанной афишами фильмов ужасов и компьютерных игр, погрузившись в изучение какого-то диска, сидел юноша чуть помоложе Ванессы. На поле футуристического боя красная армия истребляла зеленую. Опять эта вечная борьба зеленого с красным, так понравившаяся Ингрид. Дважды кликнув мышью, Патрик Кантор прервал игру и встал, чтобы пожать протянутую ему руку. Он был такого же роста, как мать, однако на этом сходство заканчивалось. Своими светлыми волосами, короткой бородкой и усталым лицом он напоминал миролюбивого фавна. Во взгляде — смутное недовольство. Вызвано ли оно тем, что его прервали во время решающей битвы?

— Это по поводу Ванессы Ринже.

— А вы кто?

— Лола Жост. Я провожу расследование по просьбе семьи.

— Ею движут дружеские чувства, — вставила Рене Кантор с гортанным смешком. — Ну же, Лола, давай, скажи ему, что тобою движут дружеские чувства! К Максиму Дюшану. Видишь ли, Патрик, Лола — милашка, но и она не идеальна. Никто не идеален. Это было бы слишком скучно.