Ноябрь 2002 г.
«ПАРИЖ — ЭТО КРАСАВИЦА… КОТОРАЯ ВСЕМ НРАВИТСЯ…» — ну нет, ты мне совсем не нравишься… да замолчи же… дура… — «ВЗДЕРНУТЫЙ НОС, НАСМЕШЛИВЫЙ ВИД…» — как ты надоела со своим носом и волосами…
«ВСЕГДА СМЕШЛИ-ВЫ-Е ГЛА-ЗА!»
Жан-Люку понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями, которые словно растеклись по подушке. Он понял, что голос певицы доносится из радиобудильника. Было четыре часа утра.
Теперь Жан-Люк вспомнил, что сегодня воскресенье и надо идти туда, стиснув зубы и сжав кулаки, прямо сквозь стену. Он выключил радиобудильник. Конечно, Ной и Фарид пришли, чтобы подловить его. Они выбрали станцию, по которой передают старомодные песенки, и приглушили звук. Но если они хотели заставить его забыть свой страх, их попытка оказалась тщетной. У Жан-Люка заболел живот.
Он встал, пошел в ванную, побрызгал себе в лицо холодной водой и, посмотрев в зеркало, увидел в нем несколько поблекшего со вчерашнего дня бритоголового парня с каштановой бородкой. Он проглотил спазмолитик, оделся и спустился в кухню.
Ной и Фарид были там. Пили кофе с подобающим случаю выражением на лицах. Они смеялись про себя, это было видно сразу. Ной и Фарид, оба одетые в черное, черноволосые, выглядели бы сиамскими близнецами, если бы не глаза: у Фарида они были черными, а у Ноя — голубыми. В остальном же — настоящие сиамские близнецы. Средиземноморские. Они грызли сухарики.
— ВОТ ОН, ПАРИЖ! — пропел Фарид.
— Фот он, Павиш, — пробормотал Ной с набитым ртом. — Ты хорошо спал, мой Жан-Люк?
Фарид принялся за свой любимый конфитюр из черники. Легкая закуска перед тем, как потуже затянуть пояс на весь день: шел священный месяц Рамадан.
— Ты все время говоришь, что мы с Ноем слушаем только американский рэп, вот мы и решили доставить тебе удовольствие, — сказал он, взмахивая руками, на которых сверкали три дорогих перстня.
Фарид никогда не снимал их. Во время налетов он прятал их под перчатками. Они много значили для него. Но вот — что именно?
— Йоу, мэн! Доставлять удовольствие — наше любимое занятие, — подхватил Ной.
— Заметь, это ремикс песни Мистенгет, стоящая идея, по-моему, — добавил Фарид, сопровождая свои слова очередным изящным жестом, показывавшим, как свободно он себя чувствует.
Фарид гордился своими руками, но еще больше он мог гордиться своей внешностью. У него была смазливая физиономия беззаботного двадцатилетнего парня, для которого завтра просто не существует. Рядом с этой парочкой Жан-Люк чувствовал себя стариком. Стариком в двадцать шесть лет. Он вымученно улыбнулся.
Сиамские близнецы закончили трапезу, Жан-Люк влил в себя чашку кофе, после чего троица спустилась в гараж, чтобы взять автоматы Калашникова, дубинки и сумки. Они забрались в джип «мерседес». Как только перед «БМВ», припаркованной позади «мерседеса», открылась автоматическая дверь, сидевший за рулем Менахем нажал на газ. Юный Менахем был прекрасным водителем и всегда выручал их в нужный момент. Это он угнал в Аньере джип и «БМВ». Ной всячески опекал своего братишку. О том, чтобы разрешить ему стать членом боевой группы, и речи быть не могло. Все понимали: его дело — добывать машины и работать шофером.
Когда они проезжали через Сен-Дени, Ной включил радио. Вскоре диктор заговорил о ситуации в Палестине. Погибшие в результате взрыва, совершенного террористом-смертником, Шарон по одну сторону, Арафат по другую, и Рамалла в руинах. Фарид переключился на другую радиостанцию. Он всегда менял радиостанцию, телеканал, тему разговора или жизненное пространство, если дело доходило до вещей серьезных. К тому же Фарид не заглядывал в газеты. То же самое с американским рэпом. Фарид не любил французский рэп, потому что, слушая его, надо было разбирать слова и над чем-то задумываться. Что же до Ноя, единственное, чему он научился у рэпперов-янки, было восклицание «Йоу, мэн!», которое он вставлял кстати и некстати.
Жан-Люк принял еще одну таблетку спазмолитика. Ему требовалось говорить, чтобы отвлечься от сотрясавшей его изнутри дрожи, больше похожей на безумную пляску, а кроме того, его действительно интересовало все происходящее в голове Фарида Юниса. Вряд ли он был просто парнем, проматывающим деньги на шмотки и компакты. Фарид был закрытым, словно раковина. Словно раковина, скрывающая жемчужину. Жан-Люк подумал и спросил:
— Фарид, у тебя что, проблемы с реальностью?
— Никаких. Моя реальность — деньги.
— Йоу! И моя, — вмешался Ной.
— Вот видишь, Жан-Люк, хотя мой лучший друг грязный еврей, его реальность — тоже деньги.
— Ты мавр моей жизни, — сказал Ной, взъерошив Фариду волосы.
— Я не понимаю. Вы никогда не говорите об этом.
— Об этом и без нас болтают достаточно, — сказал Фарид.
— О да, — подтвердил Ной.
— Будь я на вашем месте, мне было бы очень не по себе. Братья, убивающие друг друга. Это вполне могли бы быть вы. Вы могли оказаться по разные стороны баррикад. Вам приходило это когда-нибудь в голову?
Сиамские близнецы надолго замолчали. Это было молчание удальцов, которых ничто не может поколебать. Джип въехал в Париж, и Ной взял курс на бульвар Нея. Менахем на «БМВ» следовал за ними вплотную.