Тайна святых - [76]

Подвижничество, как и всякое дело на земле, не имеющее в основе чистой любви, подчиняется закону искаженной первородным грехом телесной природности, поражено язвой материалистичности. И этот яд может отравить подвижника. Каким образом? Дело, совершаемое человеком, какого бы труда оно ни требовало, даже самого мучительного (пример Нилуса, сидящего на острых гвоздях) содержит в себе некоторую инерцию. Оно овладевает сознанием человека, увлекает собою и заставляет забывать обо всем, кроме себя (т. е. противостоит любви). И тогда является соревнование, чувство своего превосходства.

Что это бывает с подвижниками — явствует из жития Макария Великого и Антония Великого. Если указано в житии великих, то значит, было как то свойственно и всем. И только непреодолимая благодать, защищающая святых, не дает развиться до конца столь пагубному состоянию.

О помысле превозношения у Макария великого мы говорили, когда рассказывали о двух женщинах, указанных Ему Господом, более ближних Христу, чем он. Антоний же стал помышлять о своем славном старшинстве, когда удалился во внутреннюю пустыню после семидесяти лет подвижничества. Тогда был к нему голос Духа Святого, открывший Антонию, что есть подвижник еще более старший годами. Св. Антоний пошел искать его и, действительно, встретил св. Павла Фивейского, девяносто лет подвизавшегося в пустыне. Встреча эта отрезвила св. Антония, он покаялся и с тех пор никогда не превозносился. Заметим здесь, кстати, что по нашему определению подвижничества как проповеди, внушенной Духом святым на пользу ближним, кажется непонятным смысл подвижничества Павла Фивейского, которого никто не видел, кроме св. Антония. Но дело св. Антония — основание монашества — было столь важно, так необходима была чистота покаяния Антония, что отрезвление его от превозношения было поручено Господом св. Павлу Фивейскому, который и подвизался столь долго только ради пользы св. Антония. Конечно, и для свидетельства на 6удущие времена, что нет причин никакому подвижнику считать себя превосходнее других, ибо Господь всегда может открыть еще более превосходнейшего.

Яд, заключенный в деле подвижничества, и возможность отравы им свидетеля верного, еще раз и по-новому открывает вам смысл молитвы Христовой мудрости, оставленной св. Августином. В словах: “дай, что повелеваешь” святой, боясь улечься поручаемым делом (т. е. забыть о любви), просит Господа, чтобы подвиг был поручен ему с соответствующей мерой сил, без собственного, так сказать, творчества.

Закончим очерк “Смысл подвигов” изъяснением цели основания в христианском мире монашеских обителей. Монастыри, конечно, не есть место в церкви, где живут люди, особенно угождающие Богу. Св. Иоанн Златоуст говорит: “Мы не должны чрезмерно удивляться тому, что монах, пребывая в уединении с самим собой, не возмущается, не совершает многих и тяжелых грехов: он удален от всего раздражающего и возмущающего душу”. А св. Бернард Клервосский в трактате “О смирении и гордости” раскрывает те грехи, которые как бы культивируются в монастырях, если там забывается первое в Христианстве: любовь. Бернард дает изображение монастырской жизни и того соревнования, которое возбуждается общим стремлением к одной задаче, того честолюбия, которое является вследствие сознания своего превосходства над другими в победе над самим собой. Напр., в описании одной знаменитой русской обители рассказано о старшем иеродиаконе, который, идя после литургии в трапезную, говорил братии: сегодня за обедней я 479 раз произнес “Господи Христе помилуй меня грешного”, - значит все время занимался счетом своей молитвы, чтобы потом всех удивлять.

Таким образом, в монастырях живут и праведники и грешники, праведность и греховность которых, ничем не превосходит праведности и греховности в миру (имеет только особый характер).

Однако, видимые условия жизни, в которых протекает монастырское время, обеты монахов являются образной проповедью для членов церкви. Созерцая монастырскую внешнюю жизнь (ибо кто знает, кроме Господа, внутреннее расположение сердец!), члены церкви чувствуют необходимость трезвиться и противостоять опьяняющей роскоши мирской жизни. То, что монастырская жизнь появляется только в конце третьего века, свидетельствует, что церковь до этого времени не нуждалась в особых местах сосредоточения видимого подвижничества, иначе Господь послал бы ранее своих верных свидетелей для основания нового чиноположения в церкви.

При возможном возвращении в церковь духовного состояния, — не говорим, совершенного, как в первые годы после сошествия Св. Духа, а даже просто более мужественного, подобного, какое было в церкви до основания монашества, нужда в этом особом чине церкви, отпадает.

Проповедь любви

Проповедывать в церкви, — значит, прежде всего, творить самому то, что составляет предмет проповеди. Так, мы видели, что святые проповедуют покаяние, борьбу со своими страстями, совершая чрезмерный труд подвижничества, и этим как бы вопиют к сочленам о необходимости трезвиться.

Более всего нуждается церковь в любви братии друг к другу. Характер деятельности, которую можно назвать проповедью любви в церкви, убежавшей в пустыню, ясно выражается в отношении к любви среди своих сочленов. Все другие верные свидетели в любви подобны Ей.