Тайна староверского золота - [2]
А.М. Токовенко.
Средь высоких трав, трухлявого бурелома, сплошь поросшего ядовитыми грибами, зеленых от мха валунов вьется чуть заметная стежка, петляет между кондовыми деревьями. Она - общий путь в тайге и для человека, и для зверя. Другой дороги через лесистые сопки и пади нет. Густая застоявшаяся тишина не нарушается даже птичьим гомоном. Но что это? Из-за поворота, закрытого густым кустарником, сначала глухо, а затем все звончей, нарушая таежный покой, слышится песня:
О прекрасная мати-пустыня!
Сам Господь тебя, пустыню, похваляет.
Отцы по пустыне скитались,
И ангелы им помогали…
Гулко гуляют необычные слова между стволами кедров, словно отскакивая от них. Метнулось несколько теней - это стадо косуль поторопилось скрыться в чащобе. А песня, как священный гимн, оглашает округу:
Прекрасная ты пустыня,
Прекрасная ты раиня,
Любимая моя мати!
Прими меня, мать-пустыня!
Из-за высоченного валуна показался человек в старинном зипуне, перетянутом просмоленной веревочкой, с берестяным пестерьком за плечами, на ногах - легкие лапти, в руках - страннический посох.
Песня не мешала его зоркому взгляду держать в поле зрения лежащую впереди местность. В перерывах между куплетами чуткое ухо прослушивало вязкую тишину. Старик не столько слышал, сколько чувствовал сбоку в лесной чаще какое-то осторожное движение. Осенив себя двуперстным знамением, путник резко остановился, ойкнул и мелко перекрестил грудь: шагах в двадцати от него на тропе сидел матерый тигр. Зверь глядел на пришельца горящими желтыми глазами и бил хвостом так, что летели клочья травы. Человек и полосатый красавец-хищник не двигались и молча смотрели друг на друга. Старик, чуть опомнившись от оторопи, про себя творил молитву: «Господь - свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь - крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут. Услышь, Господи, голос мой, которым я взываю, и помилуй меня…».
Тигр зло играл хвостом. Но молитва придала смелости человеку, и он обратился к зверю:
- Ты, как и я, творение Божие, и не лежит между нами вражда. Знаю, знаю, что ты хозяин просторов таежных, что на твою тропу ступила нога моя. Но нет у меня злых помыслов, спешу я к братьям и сестрам с Божьим словом. Прошу тебя, дай пройти.
Тигр, казалось, внимательно слушал, не двигаясь, только пожирал глазами двуногое существо, нарушившее его владения. А старик продолжал увещевать:
- Милый, давай разойдемся миром. Смерти я не боюсь, она без Бога не вольна, но еще много дел у меня на земле.
Время словно застыло. Зверь сидел на тропе, но уже не столь резво бил толстым хвостищем. Странник возносил к Богу молитвы и снова обращался к огромному желто-полосатому коту:
- Не думаю, что князь тьмы наслал тебя. Ты убиваешь только для того, чтоб голод утолить свой. На что тебе старческая плоть моя? Не проливай человеческой крови и пропусти меня…
Наконец тигр зевнул, обнажив глубокую черно-красную пасть и длиннющие острые клыки, мягко поднялся на лапы и лениво ушел в заросли. Старик постоял еще довольно долгое время, а потом осторожно пошел вперед, вслух благодаря Бога за заступничество:
- Если бы не ты, Господи, не спасся бы я. Вот такие хищные твари и терзали по злой воле Неронов первых христиан, праотцев наших.
Пройдя версты три, путник вышел из хвойной полутьмы в долину, занятую березовыми рощами. Молоком блестели стволы деревьев, весело шептались яркой листвой их кроны. Радостно стало на душе старика в хороводах красавиц в белых невестиных платьях. Он улыбнулся, разгладил огненную бороду. «Истинно говорят: в сосновом бору хочется молиться, в пихтовом лесу - повеситься, а в березовом - плясать», - подумал он и снова запел о прекрасной пустыне-раине. Это лишь для вконец обмирщившихся да зачерствевших в науках людей пустыня - обязательно бесплодные, безводные песчаные пустоши, но для верующего человека - всякое уединенное место, где никто не мешает возносить молитвы, постигать Бога, спасать душу праведной жизнью и трудными подвигами во имя Вседержителя. Тропа раздвинулась, стала шире и ровней. Чуть поодаль над земным березовым верхом открылась черная громадная скала.
- Хоть и недоброе имя твое - Леший клык, - пробормотал странник, - но сейчас для меня знак хороший.
Предвидя близкое жилье, он заторопился. Вот и завершен еще один переход, хоть и повстречался зверюга, но Бог не выдал, все кончилось благополучно. И тут же услышал грозное:
- А ну стой, а то стрелять буду!
Из-за кустов вышли двое с винтовками. Хмурые лица, глаза пронзительные, недобрые. По внешнему виду (гимнастерки, форменные штаны, сапоги) - какие-то ратные люди.
- Кто такой? Зачем здесь болтаешься?
Странник не оробел: в тайге он встречал всякий люд и всегда расходился с ним миром.
- Зовусь старец Варнава, а иду к братьям по староотеческой вере в хутор Медянки. Меня там знают, - ответствовал им доброжелательно.
- В Медянки, говоришь? Странно, странно, что потянуло тебя туда именно в эту пору, - проговорил, видимо, главный и приказал напарнику: - Веди его к Охрименко, очень уж подозрительная личность. Может, лазутчик.
