Тайна старинной башни - [15]

Но не только посетители подпрыгнули как ужаленные. Ларри, Дейзи, Пип, Бетси и Эрн тоже подскочили и испуганно уцепились друг за дружку, когда раздался этот зловещий вой. Ларри, правда, сразу сообразил, что это Фатти шалит, и изо всех сил его ущипнул.

– Болван! Зачем ты это сделал? Я чуть не умер от страха! А посмотри на бедняжку Бетси – она вся дрожит!

От смущения и смеха Фатти не мог слова вымолвить. По степенно и остальные начали смеяться вместе с ним, и вот уже все четверо схватились за животы, стараясь сдержать хохот.

– Ох, какие у них были лица! – не унимался Фатти. – И что меня дернуло завыть! Мне ужасно стыдно, но это на меня нашло, ничего не мог поделать. Вот здорово они улепетывали! А их физиономии! Ох, не могу не смеяться, прямо в боку закололо!

– Спорим, что и художники тоже дали стрекача! – сказал Пип, вытирая слезы. – Ты, Фатти, чудовище. Чего только не придумаешь! Честное слово, если б настоящая банши завыла, у нее бы так не получилось. Я думаю…

Но что он думал, друзья так и не узнали, потому что вдруг послышался, все время нарастая, какой-то странный шум – пронзительные, воющие, жалобные стоны! Они то приближались, то удалялись – Бетси и Дейзи в ужасе уцепились за мальчиков.

– Фатти, теперь это не ты? Правда, Фатти? – дрожащим голосом спросила Дейзи. – Тогда что же это? Мне это не нравится, не нравится. Сделай так, чтобы этот вой прекратился.

Но вой, мрачный, леденящий душу, не прекращался, и изумленные, испуганные дети сбились в тесную кучку.

Наконец вой стих, и они вздохнули с облегчением.

– Уйдем отсюда, – сказал Ларри. – Все в порядке, Бетси. Это, вероятно, просто дурацкое эхо кружило по всем залам. Ну, веселей! Фатти, берем наш ленч, съедим его где-нибудь в другом месте. Ну, пошли!

СТРАННОЕ ОТКРЫТИЕ

Фатти уложил еду обратно, и все осторожно вылезли из-за старинного дивана. Не слишком уверенным шагом они направились в большой зал, где прежде сидели художники и копировали картины. Теперь там остался только один – француз, который делал копию с картины, особенно понравившейся Эрну.

Художник, тихонько посвистывая, тщательно свертывал в трубку свой холст. Заметив ребят, он вздрогнул и с неудовольствием глянул на них.

– Выходит, вы совсем не боитесь банши? – сказал он. – Да, храбрецы, храбрецы, ничего не скажешь! Видите, все разбежались. Ils avaient peur – им было очень, очень страшно. Но я-то не боюсь никаких банши и даже этих – ну, как вы их называете – заведений?

– Привидений, – сказал Фатти. – Вы и в самом деле нисколько не испугались?

– Нисколько. Правда, сегодня это было немножко, немножко – как это у вас называется – разнообразно, да? Сперва завыла одна банши – а потом завыла вторая. И я полагаю, mes enfants,[1] вам о первой банши ничего не известно?

Фатти почувствовал, что краснеет, но он твердо решил ни в чем не признаваться этому насмешнику. Француз определенно ему не нравился.

– Вы уходите? – спросил Фатти, видя, что он обвязывает свернутый в трубку холст.

– Спущусь в деревню, там моя машина, – а потом опять за работу, за работу, за работу! – сказал художник и хлопнул Фатти свернутым холстом по голове. – А ты – ты здесь останешься и будешь выть, выть, выть? Ах ты, гадкий мальчишка!

Не обращая внимания на рассерженную мину Фатти, француз пробежал через весь холл и ловко, как акробат увернулся от турникета.

– Мне кажется, он думает, что он очень умен, – проворчал Фатти, которого насмешки художника отнюдь не привели в восторг.

– Слышите, дождь еще льет вовсю. Устроить пикник на холме нам явно не удастся, придется подкрепиться здесь, хоть с банши, хоть без банши. Не смотри так испуганно, Бетси – ее вой нам повредить не может.

– Тип, что был у турникета, ушел, – сказал Ларри, косясь на то место, где сидел служитель, получивший с них деньги. – Ушел есть свой ленч, я думаю. В этом зале мы будем в полной безопасности. Ну, давайте перекусим! Веселее станет на душе!

Они подошли к большой деревянной скамье, стоявшей рядом со старинным дубовым столом. Фатти развернул сверток с едой, и вскоре они уже уплетали за обе щеки, удивляясь, что, несмотря на перенесенный испуг, так проголодались.

– Эрн, прочитай Фатти свои стихи. – Сказала Бетси, заметив уголок листка, торчащий из кармана у Эрна; девочка была уверена, что у Эрна нашлось время записать свои «стишата».

– Стихи? – спросил с удивлением Фатти. – Ты опять принялся за поэзию?

– Э, Фатти, это такие глупые стишата, то есть стихи, – сконфуженно сказал Эрн. – Я их назвал «Ах!».

– Наверное, очень чувствительные! Ах, ах, ах! – рассмеялся Фатти.

– Да нет, не очень! – с тревогой возразил Эрн. Просто мы же говорим «ах!», когда чему-то удивляемся. Я их записал на бумажке. А теперь, когда посмотрел на эти морские пейзажи, мне уже хочется сочинить стишок еще и про море.

– Ты просто прелесть, Эрн! – сказал Фатти, и он действительно так думал. – Ну, давай, читай свои «аховые» стихи!

– Я не сумел их закончить, Фатти, – сказал Эрн, глядя на листок. – Это моя беда. Вдруг как нахлынет, а потом вдруг все улетучивается, и я никак не могу придумать хорошее окончание.

– Ладно уж, читай, Эрн! – сказал Фатти.