Тайна сокровищ Заколдованного ущелья - [45]

– Выкручиваешься… – Потом, помолчав, продолжал: – А где твое оружие?

Жандарм опасался, что, даже если тот и не полицейский агент, пистолет у него все равно есть. Чайханщик выглянул из-за статуи:

– Тайные агенты оружия не носят, головой работают! – И он ткнул пальцем себя в лоб, показывая, где сосредоточены его умственные способности.

Жандарм склонялся к тому, чтобы поверить, но на всякий случай предпринял еще одну попытку:

– Удостоверение есть?

Чайханщик, сообразив, что надо быть поактивнее, закричал в ответ:

– Проваливай отсюдова!

Он нагнулся, подхватил какую-то штуку из кучи, наваленной около гробницы, – предмет похож был на сосновую шишку, сделанную из чистого золота, – и замахнулся, как бы собираясь швырнуть шишкой в жандарма.

– Вот как сейчас врежу! Дождешься!

Жандарм, направившийся было к нему, замер, потом метнулся за статую, в ужасе выдохнув:

– Лимонка?…

Чайханщик же, напугав жандарма, сам окончательно успокоился; злорадно посмеиваясь над униженным противником, он ответил:

– Апельсинка!… – И многообещающе добавил: – Из чистого золота. Вместе попользуемся.

Противозаконные дела всегда вызывали у жандарма отвращение, мысль о возможном соучастии с этим подонком бросила его в дрожь, потом его охватила ярость, и он вскричал на всю пещеру:

– Заткнись! Бесчестный вор! Это все – памятники древности. Ты должен пойти и сообщить о них в центр по науке и искусству. А не разворовывать. А ну живо, пошли!

И он четким шагом, с решительными и твердыми намерениями двинулся вперед, словно полицейский участок помещался тут же в пещере, третья дверь слева, и он безотлагательно передаст преступника в лапы закона, в жесткие тиски правосудия.

Но чайханщик непочтительно отрезал:

– Не подходи!

По-прежнему сурово жандарм приказал:

– Положи назад!

– Мотай отсюдова!

– Кому сказал, положи!

Тут жандарм, содрогаясь от негодования, нашарил рукой большую хрустальную чашу, оправленную в золото, – она стояла на гробнице, перед изваянием, за которым он прятался, – схватился за нее, как бы собираясь использовать в целях самозащиты, но передумал и сказал:

– Если в тебе осталась совесть, ты понимать должен: все эти вещи охранять надо. Это и есть отечество! Это и есть история! Отечество – это древняя история!

Чайханщик, который больше привык размышлять насчет содержимого кассы да большого медного самовара, поджал губы. Он не очень-то понял яркую речь жандарма, но пылкость ее натолкнула его на размышления. Он испытывал колебания, связанные, однако, не с тем, что он слышал, а с его собственными планами и намерениями. Вслух он сказал:

– Ну ладно, ладно, болтай себе, только не подходи. Но жандарм не отставал:

– Не подходить?! Угрожаешь мне, да?

Он был так возмущен неуважением к его должности и мундиру, что потерял власть над собой и вместо оскорбительного ответа запустил в чайханщика чашей. Угодив в камень гробницы, старинная чаша, конечно, разлетелась на куски. Чайханщик завопил:

– Такая твоя охрана?… Ты же сам ее и расколотил! – И метнул в жандарма золотой шишкой.

Жандарм, пригнув голову, спрятался за статуей, крича:

– Не бросай! Не бросай!

Но тот хватал шишки одну за другой и швырял в жандарма, наступая. Жандарм опять крикнул:

– Тебе говорю, не бросай! Прекрати!

– Коли ты прав, давай докажи! – возразил чайханщик. – Стреляй давай. Пистолет у тебя есть, давай защищайся или нападай.

Конечно, он вовсе не желал получить пулю в лоб. Он хотел проверить, есть ли у жандарма настоящее заряженное оружие, или его пистолет лишь бутафория. Если же пистолет заряжен, хотел заставить его расстрелять всю обойму, чтобы при случае, если дойдет до рукопашной, воспользоваться этим: либо одолеть противника силой, либо убедить его словом. И он продолжал швыряться золотыми плодами.

Но премудрый жандарм, весь во власти своих благородных помыслов, не. заподозрил хитрости и коварства.

– Я в соотечественников не стреляю! – заявил он. Чайханщик все не унимался:

– Ну стреляй же, давай скорее! – а сам все кидался тяжелыми шишками.

– Не стану. Я не стреляю в соотечественников, – говорил жандарм (он знал, что лозунги надлежит повторять), продолжая пятиться назад, пока не упал, наткнувшись на гробницу.

А чайханщик метал и метал свои снаряды. Жандарм отполз за гробницу, спрятался. Фуражка с него свалилась. Чайханщик, не выказывая ни малейшего уважения к его достоинству, его возвышенным намерениям и обнаруживая этим свою низкую сущность, сказал:

– Да у тебя патронов нет, вот что.

Это было оскорбление, настоящее оскорбление! Жандарм выхватил из кобуры пистолет, направил его вверх и возопил:

– А это что?!

– Не заряжен он! – заорал в ответ чайханщик, продолжая швырять шишки.

Гордость и желание отстоять авторитет своего оружия заставили жандарма возразить:

– Очень даже заряжен. Вот как выстрелю сейчас!

– За чем же дело стало? Стреляй!

– Не буду я в тебя стрелять. Воров не отстреливаем.

– Тогда хоть в потолок стрельни!

И тот выстрелил. Потолок, он что? Всего лишь свод пещеры, он неживой, ему не больно, в него можно стрелять…

От удивления (смешанного с подстрекательством) чайханщик протянул:

– Кажись, и вправду заряжен… Ну, молодец, дядя, пальни-ка еще! Стреляй на всю катушку, давай покажи, на что ты способен!