Тайна соборов - [70]

». Больше всего прославился как эмальер. Эредиа посвятил ему прекрасный сонет, который заканчивается словами:

А ныне Клодиюс, в котором вновь восстал

Ряд славных праотцев, хранивших тайны эти,

Свой гений заключил в незыблемый металл.

Поэтому хочу, чтоб для иных столетий

Эмаль моих стихов нетленным сберегла

Вечнозеленый лавр вокруг его чела.

(перев. студии М. Лозинского)

Перу Поплена принадлежит ряд теоретических работ: «Живопись по эмали» (1866), «Искусство эмали» (1868). Он также перевёл с итальянского труд К.Пикольпасси «Три книги об искусстве горшечника» (1868), с латинского книгу Альберти «О скульптуре и живописи» (1861), а также «Гипнеротомахию, или Сон Полифила» итальянца Франческо Колонны (об этой книге в тексте Фулканелли ниже). Этот последний перевод был удостоен премии Французской академии. Поплен также автор поэтических сборников: «Пять октав сонетов» (1875), «Позавчерашняя история» (поэма) (1886), «Книга сонетов» (1888).

Владилен Каспаров

(I) Перевод «Собор Парижской Богоматери», к сожалению, ставший таким привычным, неточен и неполон.

Под «Нотр-Дам», «Владычицей Нашей», как справедливо отмечает ряд переводчиков, вовсе не обязательно следует понимать Богоматерь. Понятие «Нотр-Дам» — многозначно, и те, кто им пользовался, ценили последнее именно благодаря его двусмысленности или даже многосмысленности. Таким образом, почитавшие образ Божественной Девы под различными именами и видами приходили к своего рода согласию Философов.

(II) Здесь Канселье, прилежный практикующий католик, вновь обращается к непосредственной аналогии между мессой и происходящим в философском яйце. Следует задуматься над тем, что сравнение первого камня, обтёсанного «нашими предками», со священным камнем является нашему взору не только в качестве символического соответствия, но и буквальным тождеством, указующим на тонкую грань между спагирией и алхимией, как о том писал Фулканелли в «Философских обителях».

(III) Канселье намекает на уже успевшие сделаться крылатыми слова Клода Фролло из романа известного писателя XIX века, по некоторым сведениям, магистра Приората Сиона Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» («Notre Dame de Paris»). Безумный настоятель Собора, увлечённый алхимией, с горечью указывая на инкунабулу, первопечатную книгу, а затем на стену Нотр-Дама, изрекает: «Это убьет то». Для Канселье такая реминисценция крайне важна, поскольку книга Виктора Гюго — одна из первых, где открыто говорится о том, что скульптуры и рельефные украшения Нотр-Дам де Пари могут быть прочитаны как связный текст. Более того, роман Гюго в целом несёт на себе несомненную печать посвящения. Под видом любовной или авантюрной интриги разворачивается герметический сюжет со знакомыми (или угадываемыми в роли таковых) по трактатам алхимиков персоналиями: Эсмеральдой (Изумрудной), образом меркурия, сопровождаемой козочкой, чей рог поистине рог изобилия, за Эсмеральдой хищно охотится алхимик Клод Фролло, а сама она любит Феба (сульфура), умирающая во тьме мать Эсмеральды — первая ртуть, а бродяги Двора Чудес, граждане государства Арго — истинные кабалисты…

По словам нашего крупнейшего знатока герметики и алхимии Евгения Всеволодовича Головина, «Тайна соборов» представляет собой скорее увлекательный роман, нежели строгий философский трактат. Но если это роман, то роман-палимпсест, где сквозь новый, более ценный слой блекло проступает слой предыдущий — слой романа Гюго. Впрочем, не исключено, что под этим слоем скрывается ещё два: исследование уже упомянутого уважаемым г-ном переводчиком Гобино де Монлуизана и ещё одна криптопись, на сей раз руки посвящённого «извлекателя квинтэссенции» Алькофрибаса Назье — блистательного Франсуа Рабле.

Однако во времена Рабле, когда вера в могущество алхимии была незыблемой, изощрённый Адепт или аматор пользовались криптописью куда как более непрозрачной. Во времена же Гюго консервативно-романтическая реакция, наступившая вслед за разъедающими, коррозийными веками скептического просвещения и галантно-афеистического энциклопедизма востребовала более «агрессивный по форме» эзотеризм, но — увы! — более скудный по содержанию.

Таким образом, Канселье с присущим ему чувством вкуса, стиля и такта ссылается на своего рода первоисточник — или один из первоисточников.

(IV) Божественный титул «Мадонна» не обязательно относится исключительно к Богородице. И дело здесь вовсе не в «языческих пережитках» (как известно, Божественная Дева с младенцем на руках почиталась в различных областях греко-римского мира задолго до возникновения христианского культа). Ведь даже если оставаться на позициях одной только христианской интерпретации, то весьма скоро обнаружится, что эпитеты «Моя Госпожа», «Наша Дама» могут прикладываться и к другим почитаемым Вселенской Церковью фигурам: например, к Софии Премудрости Божией (что, впрочем, часто оспаривается с позиций «школьного богословия»).

(V) Аристократическое сословие именовалось конным. Всадники, кабальеро, шевалье, кавалеры, конунги, князья — все перечисленные титулы указывают на то, что кабала есть язык благородных, аристократов