Тайна соборов - [17]

В прекрасную эпоху Средневековья здесь случались и другие столь притягательные для толпы церемонии, в частности праздник дураков (или мудрецов), когда необычное праздничное шествие — шутовской папа, служители, ревнители, простой народ, шумный, проказливый, весёлый народ Средневековья, который переполняли жизненные силы, охватывали воодушевление и восторг, — покидало церковь и обходило город… Забавная сатира на невежественное духовенство, вынужденное подчиняться авторитету Сокровенного Ведения, подавляющего своим неоспоримым превосходством. Ах, этот праздник шутов с карнавальной колесницей, представляющей триумф Вакха, влекомой кентавром и кентаврессой, голыми, как и сам бог, и в сопровождении великого Пана! В готических нефах хозяйничал непристойный карнавал: выходили из воды нимфы и наяды; олимпийские боги — Юнона, Диана, Венера, Латона встречались не где-то там, в облаках, не на балетной сцене, а прямо в соборе, чтобы послушать мессу. И какую мессу! Сочинённую согласно языческому ритуалу посвящённым Пьером де Корбеем⁽⁵⁾, архиепископом Санса, мессу, во время которой паства в году 1220-м издавала радостные вакхические вопли «Эвое! Эвое!», а хор в неистовстве отвечал:

Нœс est clara dies clararum clara dierum!

Hœc est festa dies festarum festa dierum![8]

Был ещё Праздник Осла⁽⁶⁾ — почти такой же пышный, как и праздник дураков, — когда под священные своды триумфально вступал мэтр Алиборон (maitre Aliboron)⁽⁷⁾, чьи деревянные башмаки некогда попирали еврейские мостовые Иерусалима^XII. Нашему славному Христофору посвящалась особая служба, во время которой, перефразируя писание, прославляли сильную ослицу, что принесла Церкви золото из Аравии, ладан и мирру из Савейского царства[9]^XIII. Причудливая пародия, которую священник, будучи не в состоянии понять, молчаливо принимал, склоняя голову перед смешным — ведь его к тому же вдрызг напоили мистификаторы из страны Сава или Каба, самые настоящие кабалисты. И резец скульпторов того времени показывает нам эти необычные увеселения. Так, по словам Витковски[10], барельеф одной из капителей большого столба в нефе собора Нотр-Дам де Страсбург воспроизводит шутливую процессию, где можно различить борова с кропильницей, за которым следуют ослы в священнических ризах и обезьяны с различными церковными причиндалами, а также рака с лисом. Это Процессия Лиса или Праздника Осла. Добавим, что точно такая же сцена представлена в виде миниатюры на сороковом листе манускрипта № 5055 из Национальной библиотеки.

И наконец, упомянем о странных обычаях, зачастую содержащих очевидный герметический смысл, — это ежегодные обряды, проводившиеся в готических церквах, такие, как бичевание аллилуйи, во время которого юные певчие выгоняли кнутом гудящие волчки-сабо[11] из нефов Лангрского собора, процессия масленицы (Convoi de Carême-Prenant), дьяволиада в Шомоне⁽⁸⁾ шествие и пиршество дижонской пехоты (Infanterie dijonnaise) — последний отголосок праздника дураков со своей Матерью-Дурой (Mère Folle), раблезианскими грамотами, знаменем, на котором два монаха, расположенные валетом, обнажают ягодицы, а также диковинная игра в пелоту в Сент-Этьенской церкви и Осерском соборе, исчезнувшая к 1538 г., и т. д.

II

Собор — гостеприимное пристанище для всех обездоленных. Больные, приходившие в собор Нотр-Дам де Пари просить у Бога облегчения своих страданий, оставались там до полного исцеления. Им предоставляли освещённую шестью светильниками часовню у вторых ворот. В этой часовне больные ночевали. У самого входа в базилику консультировали врачи. Именно здесь обосновался медицинский факультет, который в XIII в., стремясь к независимости, покинул стены Университета. Последнее, по настоянию Жака Депара, собрание факультета состоялось в 1454 г.

Собор — неприкосновенное убежище для людей преследуемых и гробница для усопших знаменитостей. Это город в городе, духовное сердце, центр общественной деятельности, место наивысшего проявления мысли, науки, искусства.

Пышным цветением орнаментов, многообразием украшающих его сюжетов и сцен собор являет собой полный свод самых различных средневековых знаний, порой наивных, порой благородных, но всегда животворных. Эти каменные сфинксы — прежде всего учителя и наставники.

Ощетинившиеся химеры, уродцы, комические фигуры, маскароны⁽⁹⁾, страшные горгульи⁽¹⁰⁾ — драконы, вурдалаки и тараски⁽¹¹⁾ — служат извечными хранителями наследия наших предков. Искусство и наука, некогда сосредоточенные в больших монастырях, покидают мастерские и лаборатории, переступают порог собора, взбираются на колокольни, пинакли и аркбутаны, цепляются за своды, заполняют ниши, превращают стёкла в драгоценные камни, извлекают трепетные звуки из меди колоколов и расцветают на порталах в радостном полёте свободы и выразительности. Что может быть более экзотеричного в таком общедоступном обучении! Что может быть доходчивее этого обилия самобытных, живых, естественных, экспрессивных, колоритных, иногда сумбурных, но всегда занимательных образов, что может быть трогательнее этих многочисленных свидетельств повседневной жизни, вкусов, идеалов, влечений наших отцов и, в особенности, что может быть пленительнее символики древних алхимиков, искусно переданной в скромной средневековой скульптуре! С этой точки зрения собор Нотр-Дам де Пари — собор философический и бесспорно один из самых совершенных образцов подобного рода. Виктор Гюго находил в нём «достаточно полный обзор герметической науки, совершенным выражением которой является церковь Сен-Жак-ля-Бушри».