Тайна «Сиракузского кодекса» - [90]
Много мне теперь с того было проку.
Он получил не меньше, чем выдал, — больше, сказал бы я, учитывая, что убитым оказался он. На лице и черепе осталось множество ссадин. Рубашка превратилась в лохмотья, один ботинок пропал, левая нога была прострелена, но убила его пуля в грудь. Баллистическая экспертиза покажет, была ли это та же пуля, что пробила ладонь правой руки.
— Сколько же у нас уже набралось? Рени, Торговец Машинами, Джеральд Ренквист — это три. Джон Пленти стал четвертым.
А я даже не был уверен, за что.
А если добавить двух телевизионщиков? И неопознанного типа из Си-Клифа? Это уже семь.
А я все еще не знал, за что.
Я стоял, глядя на тело Джона, и думал: мне бы надо развернуться и пойти отыскать этого креольского сукина сына. Его и его подручного, любителя пострелять. Конечно, не было доказательств, что это они: просто никакие подонки, кроме них, в меня в последнее время не стреляли. Это и еще разгром, который устроили в студии. Пришлось потрудиться, чтобы так все перевернуть. Он был жестоко избит и неумело убит. Экстази и тот креол подходили на роль подозреваемых. Я вблизи рассмотрел их тупость и неуклюжесть.
Однако я не совсем доверял этому выводу. Те парни никак не годились в профессионалы. К тому же оставался вопрос об их заказчике. Тот, кто нанимал халтурщиков-костоломов, но не возражал против серьезных увечий. Эти были не более чем дешевыми головорезами и никуда не годились против некоторых из людей, с которыми их посылали управиться. Убийство — дело хлопотное. Оно привлекает внимание. Для таких деликатных дел профессионал нанимает умелых профессионалов. Кто же послал шутов на работу для диверсанта?
Такой же шут?
Всего двумя часами раньше — и Джон был бы со мной. Вместе мы с Джоном точно справились бы с креолом и Экстази, сколько бы пушек у тех не было: похоже на то, что Джон, даже пьяный, едва не отбился и сам.
Может, они дожидались, пока я уеду?
Стул, на котором он сидел, был перевернут, и стол рядом с ним тоже. Пол засыпали стреляные патроны. Блестела лужица пролитого виски. Они вломились к нему или попытались — хотя трудно сказать, потому что разгром захватил всю студню, что-то около тысячи пятисот квадратных метров. Похоже, они застали его почти вырубившимся, на стуле, спиной к входной двери — которую он, возможно, даже не потрудился запереть.
И все же инстинкт, который сохранял ему жизнь большую часть двух сроков службы, предупредил его и теперь, мертвецки пьяного, отделенного от джунглей тремя десятилетиями мирной жизни. Я несколько раз наступил на осколки бутылки из-под виски. Ее горлышко обнаружилось у ножки большого мольберта. Я подцепил ее ручкой кисти и поднял. Острые осколки в один-два дюйма длиной торчали, как струнки стекла. Их края потемнели от крови.
В безмолвии теней, отбрасываемых светом на чердачке, я представлял себе развитие событий. В страхе и ярости, вынужденный снова сражаться после долгих лет, когда приходилось сдерживать себя, и, если правда когда-нибудь станет известна, немало наслаждаясь схваткой, Джон Пленти, ведомый одним инстинктом, оказался серьезным противником, убивавшим направо и налево. Обычный враг не смог бы противостоять ему в одиночку. Гораздо вероятнее, что их было двое, а может, и трое или четверо. Он дремал в кресле, наверно с бутылкой в руке. Он метнул бутылку, еще вставая, разворачиваясь в броске, и она, набрав основательную скорость, ударилась — о голову? или о плечо? о пистолет? — и разбилась.
Но это был еще не конец. Джо, прежде чем упасть, нашел применение и отбитому горлышку. Его умелое обращение с бутылкой вынудило пришельцев защищаться. На ком-то этой ночью остался кружок диаметром два дюйма, оставленный бутылкой, вошедшей в плоть, как ключ в смертный замок. Вместе с кровью на осколках стекла виднелись клочья мяса. Того, кто останется жив после такой раны, определенно хранит судьба. Здесь было чем заняться хорошему судебному медэксперту вроде Кларенса Инга. Кларенс воспроизведет сцену с замечательной точностью. Кларенсу в последнее время хватает работы.
Крик, верно, был страшный. Джон, если расслышал его в адреналиновом бешенстве, должен был узнать в нем свой успех. И драка, должно быть, стала еще более жестокой.
Но убийство Джона не входило в их планы, и в этом смысле он победил в сражении. Может быть, они опять убили, не добившись желаемого. Без сомнения, быстрая реакция Джона поторопила его смерть. Можно было надеяться, что его инстинкты сильно отяготили положение креола. Быть может, сознание этого и вызвало улыбку, застывшую на лице Джона. Может быть, сдаваясь смерти, он сознавал, что по меньшей мере один из врагов тяжело ранен.
Большой мольберт, стоявший слева от места, где сидели мы с Джоном, остался стоять, хотя его развернуло на треножнике.
На полу рядом с ним я нашел обойму, полную патронов двадцать пятого калибра. Подняв перевернутый стул, нашел коробку из-под патронов, смятую и пустую. Гильзы, смятые тюбики с краской, одежда, страницы блокнота и разбитое стекло разлетелись по всему полу. Я и сам оставил в избытке следов. Найдутся и следы ног в крови, и волокна в виски, и отпечатки пальцев повсюду. Кларенс их отсортирует. Но ко времени, когда Бодич до меня доберется, будет уже все равно. К тому времени все кончится, так или иначе.
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.
Александра никому не могла рассказать правду и выдать своего мужа. Однажды под Рождество Роман приехал домой с гостем, и они сразу направились в сауну. Александра поспешила вслед со свежими полотенцами и халатами. Из открытого окна клубился пар и были слышны голоса. Она застыла, как соляной столп и не могла сделать ни шага. Голос, поразивший её, Александра узнала бы среди тысячи других. И то, что обладатель этого голоса находился в их доме, говорил с Романом на равных, вышибло её из равновесия, заставило биться сердце учащённо.