Тайна «Сиракузского кодекса» - [30]

Я начал жалеть, что не заказал выпивку.

— Жизнь полна маленьких компромиссов.

Она широко усмехнулась:

— Где-то я это уже слышала.

Мне оставалось только горестно размышлять. Каков окажется компромисс с личностью вроде Мариссы Джеймс? Для меня это значило бы решать: тратить половину доходов на привилегию жить в маленькой комнатушке в красивом городе или отправляться в бесплатную лечебницу, когда я порежу палец, потому что лучший хирург в городе слишком дорого берет. А вот для моей Мисси компромисс означает жизнь без забот, пока она соблюдает определенные правила: постарайся не упиться до смерти, например, чтобы не портить хорошую жизнь. Не влюбляйся — еще один пример — потому что любовь часто ведет к браку, а брак, рано или поздно, так или иначе, будет стоить тебе большей части связей.

Кто из нас двоих должен идти на больший компромисс?

Я мог бы поставить этот беспардонный вопрос, да только мне уже случалось проезжать на велосипеде по этой разбитой колее, и по дороге меня обгоняло множество «ягуаров». Кроме того, с Мисси я открыл еще одно правило, о котором прежде не знал: не влюбляйся в женщину, у которой всегда будет миллион на каждую твою тысячу, если только главная цель такого союза для тебя — не помочь ей их потратить.

Господи, думал я, любуясь моей чудесной подружкой поверх множества пар рук, раскладывающих хлеб, оливки, масло, два салата «Цезарь», один бокал белого вина и перечницы, я мог бы весь день вскрывать банки с домашней овсянкой…

Вообще-то, еще один компромисс, который я научился принимать, имея дело с Мисси, — это придерживать язык в обществе ее друзей. Деньги — точнее следовало бы сказать: состояния — влекут за собой множество собственных правил, из которых, в зависимости от того, насколько мало мозгов и много жалости к себе к ним прилагается, вытекает распорядок, в котором очень мало места для компромисса.

Я отщипнул краешек от теплого ломтя хлеба.

— Что общего может у меня быть с другими твоими напарниками в ленче? Разумеется, помимо восхищения твоей особой. Ты нашла себе другого парня с циркулярной пилой?

— Напротив, за всю жизнь видела одного-единственного с этой мерзкой штуковиной. Нет, мои знакомые в шутку предполагали, что она могла вытянуть из тебя тридцать-сорок тысяч на один из своих кошмарных прожектов вложения капитала.

— Ох ты! Они, конечно, шутили?

— Не так весело, как будут шутить, узнав, что я сидела за ленчем с подозреваемым в ее убийстве.

— Мисси, — сказал я, доверительно склоняясь к ней. — Я еще могу поверить, что ты в жизни видела только одну пилу. Но чтобы ты сидела за столом только с одним подозреваемым в убийстве?..

Я помахал ладонью над столом.

— Мое легковерие отказывает.

— Ну, да, — признала она. — Человек отказывает себе очень в немногом.

— Так мой сертификат невиновности еще действует?

— Правда, Дэнни, — она вдруг стала серьезной. — Я верю тебе до конца.

— Спасибо.

— Я хочу сказать, нам всем известно, что деньги для тебя не проблема.

Она весело рассмеялась.

Понимаете, что я имел в виду? У меня нет денег, значит, деньги для меня не проблема. Для нее все наоборот — у нее есть деньги, так что деньги — ее проблема.

— Спасибо, — сказал я, — я думаю.

Она склонилась над столом, открыв белый треугольник кожи над грудью, заметно ниже линии веснушчатого загара, ограничивающей территорию молодости, одолженной ее лицу пластической хирургией.

— Тогда скажи мне, — прошептала она, — за что ты ее убил?

Меня не раздражает это детское легкомыслие, точнее, я к нему привык. И уж наверняка оно напомнило мне, почему, как бы мы ни веселились вдвоем, я никогда не мог подолгу сердиться на Мисси или оставаться в ее компании. Она принимала всерьез только совещания со своими брокерами и счетоводами. Тех и других у нее, между прочим, было по двое или по трое, потому что на самом деле в том, что касалось распоряжения деньгами, она была вовсе не дурой. Мисси намечала стратегию инвестиций с той же религиозной серьезностью, с какой другие относятся к налоговому управлению, сигмоидоскопии или педали газа атомной подводной лодки.

Но Мисси, как ей это часто удавалось, застала меня врасплох. Я мял в руках ломтик хлеба, и она накрыла мои беспокойные пальцы ладонями и извинилась.

У нее всегда были очень красивые руки, и форма их оставалась красивой, не тронутой возрастом и множеством обручальных колец.

— Что за прожекты? — спросил я.

Она отняла руки, расправила салфетку на коленях и принялась ковырять салат.

— Миссис Ноулс могла украсить чей-нибудь дом, обставить его, снабдить художественными изделиями. Это, конечно, подразумевало знакомство с людьми, для которых она работала, чтобы понимать их вкус… если у них был вкус — и развить его или скрыть его отсутствие.

— Ты хочешь сказать, она перепродавала им их собственные идеи?

— Именно так. Однако надо было, чтобы результат им нравился.

— Или чтобы они думали, что результат им нравится.

Она вздохнула:

— Да, да. Какой ты зануда. Мы, знаешь ли, не все идиоты.

Я промолчал.

— Как бы то ни было, если в тебе хоть что-то есть и ты общаешься с подходящими людьми и обеспечиваешь здоровую экономику, это отличный маленький бизнес.