Тайна Санта-Виттории - [16]

— Как же вы могли верить? — сказал Фабио, — Вы верили, потому что вам хотелось верить.

— Ну да. И потому, что он верил тоже. Я, ей-богу, думаю, что Муссолини тогда верил.

— Только ничего из этого не вышло.

— Кое-что вышло. Вот эта, к примеру, штука, эта башня. Да, Фабио, тогда мы думали, что у нас тут будет, как в Америке. Глянь! — И Бомболини, хотя Фабио не мог его видеть, указал куда-то пальцем. — Видно тебе оттуда Скарафаджо? — Фабио сказал, что видно. — Когда у нас построили эту башню, у них там падали на улице от зависти. «Теперь очередь за нами! — кричали они. — Смотрите, какие творятся чудеса! Настоящие чудеса!»

И Бомболини рассказал Фабио про то торжественное утро, когда происходило открытие башни. Из Монтефальконе прибыли важные сановники в автомобилях; их поднимали на гору в повозках, запряженных волами, разукрашенных цветами и флагами. На верх башни был накинут большой флаг, и, когда потянули за веревку и новенький, сверкающий черной краской, залитый солнцем бак, на котором прописными буквами было намалевано МУССОЛИНИ ВСЕГДА ПРАВ и все эти ДУЧЕ ДУЧЕ, открылся их глазам, в вышине на площадке стоял Итало Бомболини.

— Тогда дней пять-шесть я был для всех героем, — сказал Бомболини. — А потом воду выключили, и после этого я стал шутом гороховым.

Как только важные сановники из Монтефальконе уехали, «Банда» прибрала к рукам водонапорную башню и стала собирать плату за пользование водой. А когда виноградари отказались платить, им закрыли воду, и вскоре цементные водосливы начали забиваться листьями и землей, и народ опять стал жить по старинке и молиться богу, чтобы он послал дождь, а бог, как всегда, был не слишком-то щедр. Ну, а про башню все позабыли.

Рассказывая про это, Бомболини размахнулся п швырнул бутылку подальше, и народ на площади опять загалдел, когда бутылка, описав дугу над городом, разлетелась на мелкие осколки, ударившись о крышу Кооперативного винного погреба. Прошло минуты две, и на крышу погреба вылез белый как лунь старик с лицом красным, как густое вино, и погрозил всем кулаком. Это был Старая Лоза, хранитель вина.

— Я потревожил сон вина, — сказал Бомболини. — Будь у него ружье, он бы снял нас пулями с этой вышки. Тебе еще много там?

— Нет. Осталось только два ДУЧЕ и ДУ.

— У меня тогда не хватило краски, — сказал Бомболини. — Нет, поначалу сам Муссолини не был виноват. Мы его не корили. Для нас все дело было в воде. А страна могла развалиться к свиньям собачьим, и мы бы этого даже не заметили. Ты же знаешь, как говорит Учитель: «Люди часто обманываются в большом, но редко в мелочах».

— Я не знаю, кто он такой, этот Учитель.

— Никколо Макиавелли, — сказал Бомболини. — Он мой Учитель. Ты разве не изучал его?

Фабио сказал, что да, изучал.

— Ну вот, и я читал его. И запомнил кое-что наизусть, — сказал виноторговец. — Я прочел «Государя» сорок три раза.

Фабио был немало удивлен, получив такую информацию, и не поверил ей. Его отец как-то раз сказал ему, что под шутовской внешностью Бомболини кроется незаурядный ум, но Фабио ни разу не довелось этого обнаружить.

— А вина у тебя небось больше нет?

Фабио задумался. Если Бомболини напьется, это может кончиться плохо для них обоих, но, с другой стороны, если выпить, спуск вниз покажется не таким уж страшным. Он полез в рюкзак, достал вторую бутылку вина, откупорил ее и протолкнул по площадке к Бомболини.

— Да благословит тебя господь, Фабио. Да ниспошлет он на тебя свою благодать. Да осыплет тебя своими милостями. Да затопит он тебя ими. — И Бомболини принялся нить разогретое солнцем красное вино. Пока он пил, оба молчали.

— Как только я прикончу эту бутылку, Фабио, — сказал Бомболини, — тут же сброшусь вниз.

— Ну нет, — сказал Фабио.

— Я не могу разочаровывать своих зрителей. Погляди на них. Целый день торчат на площади и ждут, когда я свалюсь.

— А я? Даром, что ли, я сюда залез!

— Да ты представляешь себе, что они будут говорить?

Этот несчастный сукин сын даже не сумел-де свалиться с башни!

Фабио начал шлепать кистью быстрее. Краска кончалась, усталость давала себя знать. Если он хочет благополучно спустить отца Анджелы вниз, нужно поторапливаться, нужно сделать это, пока еще у него есть силы и пока не стемнело и вино не перестало бродить у Бомболини в голове.

А мужчины и женщины уже поднимались из виноградников в город. Куда бы ни бросил взгляд Фабио, повсюду он видел, как они выходят из-под сени листвы на дорогу, ведущую в гору. Очень многие добрались уже до города, и, когда Бомболини швырнул вторую бутылку, это было встречено еще более громкими криками и на Нижней и на Народной площади. Фабио тем временем уже доставал краску с самого дна ведерка и замазывал последнюю букву. Как ни удивительно, краски хватило ровнехонько на то, чтобы разделаться с последним «У», и не осталось больше ни на один мазок.

— Теперь брось вниз ведерко, — сказал Бомболини. Фабио зашвырнул ведерко далеко-далеко, чтобы ни в кого не попасть, и оно пролетело над городом и шлепнулось где-то за Толстой стеной.

— А теперь — кисть.

Фабио бросил и кисть. Внизу снова закричали. За первым ведерком последовало второе, за ним — сыр и маслины, и каждый раз толпа кричала все громче, и шум становился все сильнее, и, когда Фабио бросил рюкзак, над площадью стоял уже дикий рев.