Тайна притока Конды - [5]
Так и остались они там. И дрозд мой с ними остался. А я ушёл.
Наперегонки со смертью
В тот же день, часа через полтора, мне встретился ещё один кусок мяса в виде птицы. Это был глухарь. Он линял, не мог взлететь и бежал по земле. Сгоряча, обрадовавшись удаче, я выстрелил в качающуюся над травой голову убегающей птицы, не перезарядив ружья дробью. Пуля, припасённая для медведицы, в глухаря не попала. Моя надежда поесть исчезла в лесной траве.
После этого я уже ни разу не встречал дичи. Я ел тонкие кисловатые листочки лиственницы, жевал какую-то, похожую на пырей, траву, сосал свой кожаный ремень — и это была вся моя пища.
Но я продолжал идти. Во что бы то ни стало я должен был дойти до юрт. (Кто вперёд: я или смерть).
С каждым днём, с каждым часом убывали мои силы. Я ослабевал всё больше и больше. Ноги казались ватными — они подгибались и не хотели слушаться. Я мог преодолевать лишь несколько километров за сутки. Болота и речки стали для меня непреодолимыми препятствиями. Приходилось их обходить. Случалось, набредёшь на болото, повернёшь вдоль края, чтобы обойти, идёшь, идёшь, а край ещё загибается назад. Кружишься целый день, а вечером вновь подойдёшь к тому месту, откуда ушёл утром.
Где-нибудь в буреломе зацепится нога за дерево, упадёшь — и лежишь целый час: силы подняться нет.
Не помню, на седьмые или на восьмые сутки голодного путешествия по лесу наткнулся я на сумех — амбар с припасами, установленный на высоких столбах. Строят их местные охотники, оставляя в них на всякий случай продукты и разные припасы. Недобрый случай какой или охота приведёт манси к этому месту — он знает: есть у него в сумехе на чёрный день мука или сухари, соль и сушёное мясо.
Увидел я сумех — обрадовался страшно: это же спасение! Это жизнь!..
Амбарчик стоял на деревьях высотой метров в пять или шесть. Стволы их были гладко очищены и отполированы, чтобы зверь какой-нибудь, росомаха не разграбили добра. Под деревьями лежала толстая жердь с зарубками. Приставив её к амбару, охотник забирается наверх.
С бьющимся сердцем взялся я за эту своеобразную лестницу… Проклятая слабость! Я не мог поднять жердь. Я тужился, кряхтел, обливался потом — бился всячески. Но — тщетно!
До вечера возился я с жердью, окончательно вымотал себя и, наконец упав, уже не мог встать на ноги…
А люди с верховий Уха вернулись ни с чем. Ни у реки, ни в тайге они не могли найти меня. За это время все кругом были подняты на ноги. Партиями по несколько человек люди уходили в урман на поиски.
Уже нарочный директора ПОС известил заповедник — база его была в двухстах двадцати километрах — о случившемся. Оттуда тоже спешили на помощь. Я этого, конечно, не знал, а если бы и знал — что толку?.. Меня окружали мёртвое безмолвие урмана, чаща, болото, смерть.
Своего тела я не чувствовал. Его как бы не стало. Полное бессилие принесло удивительную легкость телу. Необычайно хорошо работал мозг. Я сознавал всё совершенно отчётливо, предельно ясно.
Лёжа во мху у сумеха, я написал записку для тех, кто когда-нибудь найдёт моё тело. Разводить костёр в тот вечер я уже не стал: лишние движения. Наступила ночь, и я заснул.
Сон освежил меня. Проснувшись утром и лёжа на спине, я случайно взглянул на тонкую высокую сосну в нескольких метрах от меня. Вот где спасение!
Тогда и сослужил мне свою лучшую службу этот старый охотничий нож. С лихорадочной поспешностью я начал подрубать им сосну. Не знаю сколько я потратил времени. Здоровый человек обыкновенным столовым или перочинным ножом подрубил бы это дерево в несколько раз быстрее меня. Я часто и подолгу отдыхал. Наконец ещё усилие — и сосна повалилась на сумех.
Передо мной был мост в жизнь.
Но — мост-то мост, а надо ещё суметь по нему пройти.
Медленно, отдыхая через каждые полметра, взбирался я наверх. Подтянусь, всажу нож в ствол, отдохну, держась за нож, опять подтянусь, снова всажу — и так до сучьев. А они были высоко.
И каким же горьким, каким обидным было моё разочарование, когда я очутился в амбарчике!.. Старые шкуры, глиняный черепок, наконечники стрел, пустые мешочки, обломок сабли времён Ермака да ещё какая-то рухлядь — вот всё, что было0 там. Стоило из-за этого мучаться!..
Но нет! Что-то желтеет вон в том углу… Да, да, конечно, ведь это мука. Мука! Хлеб… Словно кто-то сдавил мне горло.
Её было граммов двести — отсыревшей, полусгнившей муки, когда-то нечаянно рассыпанной здесь. Наверное, ни один старатель не собирал с такой тщательностью золотой песок, с какой сгребал я эту вонючую муку.
Через несколько минут я уже пёк на костре лепёшки, завернув кусочки теста в листья.
Воля зовёт вперёд!
А потом… Потом я опять шёл. Правда, не в буквальном смысле этого слова. Вернее будет, если я скажу: барахтался в урмане, полз, лез, корчился, карабкался — всё, что угодно, но, в общем, двигался.
Воля! Она толкала меня, тянула, тащила. Туда, на запад, к заветному жилью манси. Часто очень хотелось лечь, упасть, чтобы больше не вставать, не мучаться. Так хотелось телу. Но мозг — не велел. Для того ли, чтобы погибнуть, шёл я на Ух и терпел все невзгоды?! Я нёс с собой ценные научные материалы. Их ждала от меня моя страна. Чёрт возьми, ведь жизнь ещё теплится во мне!. Быть может, завтра придёт смерть. Но — завтра. А сегодня, пока во мне есть хоть маленькая частица жизни, я буду изо всех остатков сил биться и за эту частицу. Нет, только вперёд!..
