Тайна притока Конды - [3]

«Шайтан пускать не хочет»

Бобров на Ухе оказалось действительно немало. Было радостно: не зря я решил обследовать эту реку. Мне удалось сделать много интересных фотоснимков. Всё время вёл я маршрутную съёмку и заносил на схему места бобровых поселений.

— Что рисуешь, Борис? — спрашивал Илья.

Я объяснял ему. Номин недоверчиво качал головой:

— Ам номсеум, атим (я думаю нет). Ты шайтана след ищешь, а?

— Атим, Илья, атим. Я для людей дорогу рисую.

— Зачем другим людям сюда дорогу знать? Не надо это. Шайтан шибко сердиться будет.

Я пытался объяснить — зачем. Бобров разводить будем. Недаром пушнину называют «мягким золотом». Номин за неё от Москвы товары получит и деньги. Москва за нее машины получит и золото. Новые дома будем строить, просторные, красивые, тёплые. Школы построим. Дети Номина учиться будут. И сам Номин, если захочет, — тоже.

Илья лишь недоверчиво качал головой.

Случилось в эти дни несчастье: исчезла лайка Номина — Ворсик. Отошла куда-то по берегу в сторону и — как не бывало её. Думали: вернётся. Нет, не пришла. Неважная была у Номина собака, а всё же… всё же это была собака.

Номин испуганно таращил глаза на лес и молчал. Опять мне вспомнились злые слова шамана.

В тот же день свалилось еще одно горе. Перетаскивая лодку через упавшие деревья, мы промокли, замёрзли и решили подсушиться. Я вышел на берег и, выбрав в густой чаще маленькую полянку, разложил костёр. Илья в это время подтаскивал лодку к берегу. Пока он возился у воды, я, пригретый огнём, заснул коротким тревожным сном. Внезапно — бывает иногда так: словно кто-то незримый толкнёт тебя, и ты мгновенно просыпаешься — внезапно я очнулся и сразу вскочил на ноги. Илья сидел у костра и дремал.

— Илья! Лодку подтащил?

Си, си (да, да), — встрепенулся Номин.

Я сквозь чащу посмотрел на берег. Лодки не было.

— Илья, где лодка?

— Олы, тыпал (есть, тут).

— Нет лодки, Илья!

Он поднялся, огляделся, и лицо его сразу сделалось встревоженным и испуганным.

— Шайтан, Борис!.. Шайтан лодку утопил.

Я подбежал к берегу. Лодка была на месте, но… под водой.

Теперь-то я всё знаю… А тогда, увидев, что у лодки в нескольких местах отлетела на швах смола, я решил, что это — результат нашей небрежности.

Все мои записи и фотоприпасы сильно подмокли, часть их испортилась. Соль и сахар растворились в воде, сухари превратились в кашицу. Нетронутыми остались лишь спички да порох, закупоренные в специальные баночки.

Потом… Не думал я, что подведёт нас мой старый друг — урман. А вот подвёл. Вплотную подступил он к берегам Уха, и многие деревья — полусгнившие, поваленные ветрами громадины, — упав поперёк реки, преградили нам путь.

Лодку приходилось перетаскивать через деревья, местами волочить по берегу. Поваленные деревья встречались всё чаще и чаще. Пять суток тащили мы лодку на своих руках. Я всё надеялся: будет возможность плыть. Её не было. Ночные крики повторялись.

Илья ворчал:

— Минунг эри юн (пойти надо домой). Шайтан велит…

Мы, собственно, и так шли домой. У меня скопился довольно богатый материал о здешних бобрах и составилось вполне определённое мнение о реке. Но Илья хотел идти через лес: подальше от «святыни шайтана» и путь короче. Я же убеждал его пробираться по Уху на Конду. Илья упрямился:

— Шайтан вперёд пускать не хочет. Шайтан сердится.

У нас кончились продукты.

Два дня тащились на пустой желудок.

— Минунг юн, — всё чаще повторял Илья.

Голодная тайга

В тот вечер как-то особенно тяжело было на душе. Над урманом собрались грозовые тучи, и шалый ветер, качая деревья, выл больно уж тоскливо.

Голодные, мы сидели у костра на берегу сурового неприветливого Уха.

— Давай спать, Илья, — предложил я Номину.

— Атим. Я посижу.

— Ну, посиди. — И я завернулся в брезент…

Утром у тлеющего костра Номина не оказалось. Я, было, подумал, что он ушёл от меня, но сразу же от этой мысли сделалось стыдно. Не может такого случиться. Просто отошёл в тайгу попытаться промыслить что-нибудь.

Прошёл час. Прошло два часа. Илья не возвращался. Я ждал. Прошло пять часов, шесть… Я кричал Номина, стрелял. Тишиной, глухим безмолвием отвечал мне урман.

Я провёл на этом месте ещё ночь, но Илья не пришёл, и наутро я двинулся в дорогу.

Истощённому и ослабевшему, мне было уже не под силу одному тащить лодку. Оставался один путь — через урман на запад, к юртам Тимка-пауль.

И я пошёл на запад…

Неопытным людям трудно представить себе, что в нетронутом, диком лесу, имея ружьё, человек может погибнуть голодной смертью. По представлению многих, тайга всегда кишит животными и птицами. Кого хочешь стреляй. Увы, бывает и не так.

Был июнь — самый пустой для таёжного охотника период, а без собаки — совсем безнадёжный. Птицы засели в гнёзда на яйца, многие из них линяли, прячась в травах. Лоси и олени ушли в непролазные чащи, скрываясь там со своей только что появившейся на свет молодёжью. Глухая, мёртвая — вот именно мёртвая — тишина заполняла урман.

Если бы жив был мой Грозный!.. О, этот пёс что-нибудь бы да разнюхал — не зверя, так птицу, не птицу, так зверюшку. Но моего верного пса не было, и я тащился вперёд один, усталый, голодный, злой — на запад, напрямик, напролом.