Тайна портрета неизвестной дамы - [94]

— Вы с ума сошли, Отто! Склоняете меня к измене интересам Рейха?!

— Ну, что Вы, Генрих, разве я похож на сумасшедшего? Я не шпион, я полковник абвера, и интересы Рейха мне дороги так же, как и Вам. Вы совершили ошибку, что не согласовали с абвером свой проект, действуя совместно, мы могли бы достичь большей эффективности.

— Для этого мне нужна санкция Гиммлера.

— Если бы нужна была санкция Гиммлера, то я обратился бы к Гиммлеру, а я обращаюсь к Вам. Не обязательно информировать руководство о нашем сотрудничестве, часто простые исполнители двух ведомств, которые работают в общих интересах, общаясь напрямую, могут добиться больших успехов, чем тогда, когда придется ждать согласования простых вопросов на высшем уровне. Вот, Вы, например, можете обеспечить безопасность перевозок? Можете гарантировать, что подводный флот союзников и их авиация не будет топить наши транспорты? А мы можем. У нас есть возможность направить их по ложному следу. Ведь Вы же сообщили мне дату испытаний оружия возмездия на острове Рюген, а мы позаботились, чтобы авиация союзников не нанесла бомбовый удар по платформе, где устанавливают ядерный боеприпас.

Лоб Генриха покрылся потом. Штандартенфюрер понял, что данных, которые он уже передал Краусу, достаточно для того, чтобы его просто уничтожили в подвалах гестапо, превратив в кричащий от боли, изуродованный кусок мяса. Он сам лично пытал тех, кто подозревался в измене Рейху, проявляя при этом жестокость, достойную своего великого предка, инквизитора, отца Филата.

— Но это невозможно, — упавшим голосом произнес он, — документы существуют в единственном экземпляре, их строго запрещено выносить из здания.

— Дорогой мой Генрих, в этом мире нет ничего невозможного. Меня устроят и копии, это может быть что угодно, как бумага, так и фотопленка.

— Фотопленка. Где и кода мы встретимся? Постараюсь сделать через три дня. Привезти сюда?

— Нет, Генрих, не через три дня, а завтра. Завтра, до обеда. Сюда приезжать не надо, принесете пленку в штаб-квартиру абвера, на Тирпиц-Уфер, 72, в мой кабинет. Вас пропустят.

— Но…

— Никаких но.., после обеда, если Вы не сделаете того, что я прошу, я передам радиограмму в Управление имперской безопасности.

Отто понимал, что при личной встрече, Гофман попытается ликвидировать его. Там, в штаб-квартире абвера, сделать ему это будет затруднительно, да и бессмысленно, если он застрелит Отто во время передачи документов, его тут же схватят, а потом, после того, как фотопленка окажется в руках Крауса, ликвидация полковника абвера только осложнит и без того незавидное положение штандартенфюрера. Ведь только живой и невредимый Отто фон Краус может гарантировать его безопасность.

Оставалось полчаса до полудня. Краус ждал Гофмана в своем кабинете. «Слишком мало я дал ему времени, — думал он, — может не успеть, но если дать больше, то он будет думать не о том, как скопировать документы, а о том, как выкрутиться и подставить под удар меня». Без четверти двенадцать дежурный офицер доложил Краусу, что к нему просится штандартенфюрер Гофман.

— Пропустите.

Гофман вошел, с опаской взглянул на Гюнтера, но, увидев приглашающий жест Крауса, протянул ему коробочку с пленкой.

— Вот. Все, что Вы просили.

— Прекрасно. А говорили, что не успеете. Садитесь. Кофе? Коньяк?

— Да, я, собственно.., — пытался отказаться Гофман.

— Нет-нет, не торопитесь. Времени у нас достаточно. Подождем, пока Гюнтер проявит пленку, посмотрим ее вместе, у меня могут возникнуть вопросы, — и, обращаясь к Гюнтеру, сказал: — Принесите нам, пожалуйста, кофе и коньяк, а заодно, проявите пленку.

Гюнтер принес на подносе две чашки кофе и две рюмки коньяка. Краус чуть пригубил свою, а Гофман одним движением, нервно опрокинул коньяк в рот. Хотел поставить пустую рюмку, но мокрые от пота руки дрожали, рюмка выскользнула и с глухим стуком ударилась о стол.

— Ну, что же Вы так, любезнейший, — сказал Отто, — это дорогой французский коньяк, «Наполеон», его надо пить медленно, смакуя аромат, а так, как Вы, коньяк пьют только русские.

При сравнении с русскими, Гофмана покоробило. Он хотел что-то возразить, открыл рот, но тут же осекся и замолчал. Пока ждали проявки, Отто развлекал штандартенфюрера рассказом о шедеврах фламандской живописи, ни разу не упомянув о деле, наконец, в кабинет вошел Гюнтер с проявленной пленкой.

— Вот, шеф, все нормально, но осторожно, пленка еще не высохла.

Отто взял пленку за торцы, аккуратно разворачивая, просматривал кадр за кадром.

— Вот это, здесь, что? Что за карты?

— Это карты Новой Швабии, так названа наша колония в Антарктиде. Схемы подводных пещер, где находится производственная база. Это полярная станция «Хорст Вессель», сейчас мы ее называем «Мартин Борман»28. Партайгеноссе Борман приложил много усилий для ее организации.

— А это? Список?

— Список руководства.

Отто отпустил одну руку, отведя пленку, спадающую кольцами, так, чтобы та не коснулась стола, взял заранее приготовленную лупу и стал рассматривать список.

— Что? Гесс? Рудольф Гесс? — удивился он. — Но ведь…

— Да, все считают, что Гесс перелетел в Англию. Это не так. В Англию улетел его двойник, а Гесс в Антарктике, с сорок первого. Фюрер Новой Швабии. Гитлер никому, кроме него, не мог бы доверить руководство колонией.