Тайна Пернатого Змея - [21]
— Надо возвращаться назад! — крикнул я.
Он тоже догадался. Следя глазами за отдаленным светом, мы поняли, что очутились в коридоре.
Мы быстро повернули назад. Но именно этого и не следовало делать. Мне показалось, что я запомнил поворот, но коридор продолжался, и мы не могли больше найти зал.
— Лабиринт! — прошептал я. — Мы в лабиринте!
— Подумаешь! — сказал Жан. — Это не так уж сложно. Зал не очень большой, да и храм тоже. Мы не долго бродим здесь и в конце концов найдем выход.
Мы возвратились на прежнее место. Желтоватый свет мерцал перед нами. Может быть, найдется еще одна дверь, которая позволит нам выйти с другой стороны пирамиды?
И сейчас не могу вспоминать об этой минуте без волнения. Я слышу, словно бы это было вчера, дрожащий, лихорадочный голос Жана:
— Это другой зал! Пошли! — И тотчас же добавил: — Знаешь, откуда идет этот свет? Смотри же! Золото! Слитки золота!
Все в том же полумраке вырисовывалась высокая статуя — силуэт человека в пышных одеяниях, голова, увенчанная высеченным из камня султаном. У ног темной, мрачной статуи сверкали слитки металла. Множество слитков, нагроможденных друг на друга. Золото, это было золото!»
8. Десять тысяч слитков золота
Я поднял голову. Где я?
В тропических джунглях? В полутьме майяского храма? В темном лабиринте, где заблудились двое неосторожных путешественников?
Да нет же! Я и не думал покидать свою деревушку Фабиак. За окошком я видел солнце, искрившееся на снегу. Яркое и ясное солнце на чистом и красивом снегу моих родных Пиренейских гор.
И все же сердце мое невольно сжалось. Ибо, если верить завещанию, мой кузен Жан был одним из несчастных героев всей этой истории. Именно о нем и шла речь — Жан-француз, Жан из Фабиака. Что сталось с ним, беднягой? Он снова и снова возникал в моем воображении — возбужденный, растерянный, шаг за шагом приближающийся к этому невероятному кладу, погребенному много веков тому назад…
— Ужасно! — прошептал Феликс, весь красный от волнения.
— Да, это ужасно… Но что же произошло дальше?
— Завещание на этом обрывается.
— Нет, — заметил я, — завещание на этом не обрывается. Или оно не закончено, или просто не хватает конца.
— Совершенно верно. Мы должны его дочитать, чего бы это нам ни стоило. А теперь бежим! Твой отец будет беспокоиться, что нас так долго нет.
Но на сей раз первой начала волноваться моя мать. Она звала нас, стоя внизу, у лестницы.
— Дети, что ж вы не идете? Погуляли бы, пока солнце.
Я ринулся на лестницу:
— Идем, идем, сейчас спускаемся!
В это время Феликс сложил листки, предусмотрительно оставив их, как прежде, выглядывать из папки, потом захлопнул ее и стремглав бросился за мной вдогонку.
Мама, несколько обеспокоенная, внимательно посмотрела на нас:
— Вы что, задачу решали?
— Да, мама.
— Трудную?
— О! Еще какую! — сказал Феликс с самым невинным видом.
— Решили?
— Еще нет… Гм… Почти. Скоро кончим…
— Хорошо. Ступайте поразмяться немножко. Солнце какое! Но будьте осторожны. Не вздумайте подражать этому верзиле Тужасу.
— Не беспокойтесь, госпожа Даррегиберри! — вскричал Феликс. — Что мы, сумасшедшие?
И через несколько минут мы шагали по белой от снега дороге. Илларион Пейре, завидев нас с лыжами через плечо, крикнул:
— Эй, чемпионы! Что-то вы опаздываете! Остальные уже катаются вовсю!
— А где они? — спросил я.
— На лугу твоего отца. Поторапливайтесь! Солнце вас ждать не будет!
Феликс прибавил шагу. Его не столько привлекала лыжная прогулка, сколько он спешил поскорей выбраться из деревни и поговорить со мной без помех. Удивительное дело — он совсем позабыл о холоде. Он даже позабыл зайти по дороге домой, чтобы прихватить солидный завтрак.
Чуть дальше — мы уже миновали деревню и шли теперь по тропинке меж склонов горы и долиной — он остановился, прислонил свои лыжи к дереву и схватил меня за куртку:
— Послушай, совершенно ни к чему торопиться. Успеем. Раньше надо все обдумать.
— Я не прочь.
— Давай подумаем. По-твоему, этот астек или, вернее, этот Ошоа — он зовется Эмиль Ошоа, не будем этого забывать, — он хороший или плохой?
— С виду он не злой.
— Не будем слишком полагаться на его внешний вид.
— А после того, как они нашли золото, что могло произойти?
— Здесь может быть несколько ответов, — серьезно сказал Феликс. — Во-первых, Ошоа мог попросту избавиться от твоего бедняги кузена, чтобы самому воспользоваться всем золотом. Теперь его терзает раскаяние, и он признается во всем, прежде чем покончить с собой!
— Он никак не похож на человека, который собирается покончить жизнь самоубийством.
— Я в этом не очень-то уверен.
— Второй ответ?
— Второй ответ, — начал Феликс несколько смущенно, — это… твой кузен… Извини, конечно, но в семье ведь всякое случается… И потом, он был очень возбужден. Э… э…
— Ты хочешь сказать, что мой кузен сам постарался избавиться от этого Ошоа?
— Вот именно. Но Ошоа не умер. Он возвращается, чтобы отомстить. Тут он узнаёт, что твой кузен никогда более не появлялся в этих местах и умер в Мехико. Тогда он ищет вокруг амбара. Может быть, он позабыл место, где хранится клад?
— Согласен. Но почему, скажи мне, он пишет завещание?
— Да, верно. Почему?
— Ему нечего опасаться.
