Тайна Оболенского университета - [178]

– Я не собираюсь рожать вам детей.

– Не переживай, пока никто не планирует использовать тебя. Сначала мы посмотрим на результаты Юлии. Возможно, придется что-то дорабатывать.

– Юлии? Я знала, что ее беременность ваших рук дело. Я видела ее в подземелье.

– А теперь будешь наблюдать за всем процессом, – криво улыбнулся Серов. – Пойдем наверх. Со второй пары я тебя не отпускал.

А второй парой была латынь. Я все время старалась избегать Захара, боясь подставить его перед сумасшедшей шайкой оболенцев. Мне достаточно было знать, что не все в этом чертовом университете окончательно свихнувшиеся психи. Иногда, в минуты одиночества, хотелось пойти к Нилову, излить душу и рассказать, как тяжело без Димы. Но я брала себя в руки, шла в спальню, выпивала таблетку снотворного и засыпала.

Вспоминать Диму я себе запрещала, потому что понимала – стоит о нем подумать, как все мое циничное мужество испарится. Я хотела закрыть тоску по любимому в самой глубине сердца, но не получалось, и приходилось просто делать вид, что держусь. У меня не было и тени сомнения, что Смирнов не оставил расследование, я была полностью уверена, что он ищет пути и возможности, чтобы меня спасти, но надеялась, что мой Индюк себя не подставит под удар.

На латынь я опоздала, но Захар ничего не сказал, лишь проводив до места недовольным взглядом, а вот после пары он попросил меня задержаться. Сначала я попыталась сделать вид, что не расслышала его просьбы, и стала торопливо собирать вещи, чтобы с общим потоком выйти из аудитории. Он позвал меня громче.

– Валерия, присядьте, – указал он на стул, а сам стал следить, как студенты выходят из аудитории, и только когда все вышли, заговорил: – Вику перевели из Москвы в областной город, даже не в центр. Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Откуда?! Я не работаю в полиции, – огрызнулась я.

– Я уверен, что это дело рук Калокагатии, а раз ты теперь с ними…

– Захар, прошу, оставь это! Подумай о себе, о брате!

– О нем я как раз и думаю! Я тебе говорил, что не позволю им запудрить Юрке мозги. Он не останется в Оболенке, летом мы уедем в отпуск, а обратно не вернемся.

– Если ты его увезешь, то действительно можешь не вернуться… Захар, это страшные люди, и они сильнее нас.

– И что?! Вот так просто сдаться?

– Да, потому что мы проиграли!

Я яростно закинула на плечо сумку и вскочила с места. Не прощаясь с преподавателем, я вылетела из аудитории и чуть ли не бегом направилась к туалету. Лицо полыхало, щеки раскраснелись, мне требовалась ледяная вода. Открыв холодный кран на полную, я просто сунула под него лицо и держала под водой, пока кожа не замерзла до боли. Меня пугало, что Захар не собирался сдаваться, а я не могла его переубедить. Куда Юркиному брату тягаться с этими кончеными мерзавцами? И мне он никак не мог помочь в том, что я задумала. Оставалась единственная возможность задеть за живое Калокагатию, но этот удар могла нанести только я. Серов сказал, что в тайное общество меня будет посвящать сам Верховный… так вот, я должна его убить!

Прошло еще три дня. Время инициации близилось, и пока оболенцы оставили меня в покое. Я больше не ходила в подземелье, не встречалась с Серовым и другими членами общества, у меня даже появилось слабое подобие свободы. Вот только все мои мысли теперь вертелись вокруг безумного плана – убить Верховного. Точнее никакого плана не было, я просто пообещала себе, что воспользуюсь первой попавшейся возможностью. Потом я думала о том, что будет дальше: остановит ли этих людей смерть предводителя? Приходила в голову еще более безумная мысль – занять его место. Король умер! Да здравствует король! Убив Верховного, я бы могла предложить себя на его место, и попробовала бы изменить Калокагатию изнутри. Но все это из области фантастики. Можно было надеяться лишь на то, что пока нового Верховного не изберут, в самом тайном обществе возникнет смута, которой воспользуется Дима, чтобы всех их раскрыть.

В очередной раз размышляя о том, смогу ли с легкостью убить человека, я сидела на лавочке перед столовой и наблюдала, как разгружают привезенные продукты. Тут мое внимание привлек один парнишка, который старательно таскал коробки, а сам то и дело озирался по сторонам. Присмотревшись получше, я его узнала. Ошибки быть не могло: это был Сережа, брат Ларисы! Я была так ему рада, что хотелось стиснуть мальчишку в объятьях и расцеловать, но в то же время понимала, что нельзя засветить наше знакомство.

Делая вид, что интересуюсь процессом разгрузки продуктов, я подошла ближе к фургону и поинтересовалась у одного из грузчиков, привезли ли нам персики. Мужчина грубо ответил, что составлением заказов занимается не он и, водрузив на плечо ящик с надписью «крупы», поплелся к столовой. Зато Сережа меня заметил. Он отлично сыграл, без малейшей улыбки прошел мимо меня, но вдруг уронил корзину яблок. Как любой вежливый человек, я ринулась помогать их собрать, и тогда парень сунул мне небольшую желтую коробку.

– Лерка, код триста шестнадцать, – шепнул он.

– Какой код?

– Поймешь…

Я не стала больше ничего спрашивать, Сережа слишком рисковал. Как только яблоки были собраны, он понес коробку в столовую, а я направилась в сторону дома. Мне казалось, что за мной следят. Как настоящий параноик, первым делом я обошла весь дом, заглянула во все комнаты, проверила шкафы и прочую мебель, поднялась наверх и внимательно осмотрела спальню, после чего, закрывшись на замок от невидимых врагов, распечатала коробку. Ни записки, ни инструкции, только несколько небольших металлических микрофонов с клейким задником, серебряный кулон на цепочке и рация. Я взяла ее в руки, включила, но она потребовала код безопасности. Триста шестнадцать, как сказал Сережа… Сработало. Рация была настроена на один-единственный канал.