Тайна Оболенского университета - [102]

– Черт, Ланская, если бы не знал, решил бы, что ты девственница, – растерянно проговорил он.

– Я девственница, – глотая слезы, прошептала я. – Была девственницей.

– Но… Нилов?

– Ты идиот…

Смирнов отстранился от меня, а я чуть не соскользнула на пол, но он успел подхватить. Я подумала, что теперь Дима остановится, но ошиблась. Он понес меня наверх, в спальню, опустил на постель, и сам навалился сверху.

Все было так странно. Ведь я сама хотела его, но только наш секс имел горький привкус. Смирнов не думал обо мне. Он стал мягче, чем в столовой, но все равно остался эгоистичным мерзавцем. Его движения были слишком резкими и грубыми. Возможно, будь это не мой первый раз, мне бы понравилось, но сейчас происходящее стало пыткой.

Я подняла заплаканные глаза на Смирнова и хотела просить его прекратить, но слова застряли в горле, когда увидела его лицо. Он был словно не здесь: глаза прикрыты, брови сведены к переносице, губы плотно сжаты. Широкая мускулистая грудь покрылась капельками пота, и я коснулась ее кончиками пальцев, отчего мой мужчина громко простонал. Словно мазохистка, я решила перетерпеть, давая ему возможность расслабиться. Моя любовь была слишком сильна, и я переступила через себя. Дима резко дернулся, со стоном выдохнул и быстро откатился в сторону. Мое тело моментально покрылось мурашками от холода, а боль в животе вроде бы ушла.

Дима взял с прикроватной тумбы несколько салфеток, вытер себя, а потом… Я ждала, что он вернется ко мне, обнимет, поцелует, спросит, как себя чувствую, но он, громко чертыхнувшись, ушел.

Помогая себе руками, я села. Стоило пошевелиться, как сильная боль внизу живота, которая, как я надеялась, ушла, напомнила о себе с новой силой. Белая простыня была перепачкана кровью, и смятые грязные салфетки валялись на полу. Громко хлопнула дверь в ванную, и зашумел душ. Было настолько отвратительно от себя, от него, от всего случившегося, что я не могла сейчас видеть Смирнова. Кое-как поднявшись на ноги и обернувшись в плед, я пошла вниз, где осталась моя одежда.

Дима застал меня уже на пороге. Он с лестницы окинул меня строгим взглядом, а потом быстро сбежал вниз. На нем были чистые джинсы, но на обнаженном торсе поблескивали капельки влаги.

– Куда ты? – холодно вопросил он.

– К себе, – ответила я.

– Нет. Сейчас пойдешь в душ, поспишь пару часов и пойдешь на рассвете.

– Я хочу к себе, – отвернувшись от него, я потянулась к дверной ручке, но Индюк меня схватил.

– Мне плевать, что ты там хочешь!

– Я заметила.

– Лера, иди наверх. Я прошу тебя, – его голос стал мягче, но мое сердце не стало оттаивать. – Не пойдешь сама, оттащу.

Я понимала, что он не шутит, поэтому сдалась. У лестницы Дима все же подхватил меня на руки и понес наверх. Он отпустил меня только в ванной, протянул чистое полотенце и кивнул на небольшую коробку на зеркале.

– Аптечка, если тебе что-нибудь нужно.

– Спасибо.

Когда я вышла из душа, застала Индюка в коридоре под дверью. Моей первой мыслью было, что он раскаялся в том, что был груб, и хотел извиниться, но это оказалось не так.

– Я постелил тебе на своей кровати. Будильник завел. Сам посплю на софе.

– На софе?

– Лер, будет лучше, если мы оба забудем обо всем, что только что случилось. Ты хорошая девушка и нравишься мне. Как выяснилось, я во многом заблуждался на твой счет. Но между нами ничего не будет.

34. После каждой ночи наступает утро

Свет и тьма. Две противоположности, которые идут рука об руку. Чтобы увидеть тьму, нужно познать свет и наоборот. Сейчас мне двадцать шесть. Вроде бы не так много, но, оглядываясь на свою жизнь, кажется, что мне пятьдесят. Я по своему опыту узнала, что такое свет, а что – тьма. Я помню то утро… тот день… свое разбитое вдребезги сердце и похороны моей гордости.

Солнечный свет сквозь слабо занавешенное окно пробивался в комнату. Я с трудом открыла глаза и в первый момент даже не поняла, что нахожусь в своей комнате в жилом корпусе. Сюда я вернулась еще до рассвета и только здесь смогла заснуть.

После того, как Дима уступил мне свою кровать, а сам лег на софу, ни он, ни я не уснули. По его тяжелому дыханию я понимала, что его что-то гложет. Наверняка жалел о том, что сделал. Скорее всего, как обычно, винил во всем меня. Мы долго лежали молча, разделяемые комнатой, но так и не заговорили. Скорее всего, он понял, что я тоже не сплю, но только не подал виду. Ему, как и мне, нечего было говорить.

Смирнов не выдержал первым и, накинув халат, куда-то ушел. Я еще долго лежала, глядя в потолок, но потом решила, что лучше мне вернуться в свою комнату в жилом корпусе. Димина спальня, эта проклятая кровать, весь его дом и присутствие рядом самого мучителя не давали покоя. Я оделась и аккуратно спустилась вниз. Живот сильно болел, а ноги дрожали так, будто я десять часов ехала на огромном мотоцикле. Зубы неприятно стучали от холода, но я не могла понять, действительно ли в доме так зябко, или это просто реакция тела на переживания.

На первом этаже было темно, и только полоска света под дверью кабинета выдавала, где был Дима. Нужно было предупредить его, что ухожу. Может быть, девушке в моей ситуации логичнее было бы сбежать, не прощаясь, но мы так увязли в расследовании, что у меня не было права не сказать Смирнову, куда направляюсь. Решит еще, что за мной пришли оболенцы.