Тайна Нефертити - [57]

Да, Ахмед знал, что во всем этом повинен его брат, и поэтому так странно вел себя в последнее время. Подобно отцу, он разрывался между двумя противоречивыми чувствами — верностью традиции поселян действовать сообща против властей и естественной ненавистью к своему вероломному братцу. Хассан был безрассуден, порочен и вероломен, и никто бы не удивился, если бы он, дав волю своим страстям, убил бы двоих иностранцев. Все лишь вздохнули бы спокойно, освободившись от него.

Меня так затрясло в ознобе, что голова застучала о каменный саркофаг, когда я со всей живостью, словно видела наяву, представила себе крадущуюся зловещую фигуру Хассана, ничего не подозревающего о планах того, кто его нанял, неожиданный прыжок, блеск ножа... Хассану непременно потребуется помощь, один он не справится с двумя сразу. Но убить связанного и беспомощного человека вполне ему по силам. И это он сделал бы с удовольствием, медленно, улыбаясь, — кольнул бы сначала в одно, потом в другое место, прежде чем вонзить нож в сердце или горло...

Я поднялась на ноги, схватив фонарик, словно булаву. Предположим, что сейчас около шести утра... Значит, в моем распоряжении почти двенадцать часов. Не слишком много, если придется пробивать проход в твердой породе скалы. Недостаточно много. Однако, если нет другого выхода, Блоч, вернувшись, обнаружит меня в изнеможении распростертой на полу, но упрямо пробивающей стену.

Глава 8

Впервые я вышла из погребальной камеры и увидела другие помещения гробницы.

Они и их содержимое оказались чем-то невероятным, фантастическим, но в тот момент мне было не до восторгов: страх заглушал чувство изумления. Я обвела отсутствующим взглядом изящные изгибы позолоченного трона, ряд стеклянных сосудов в расписном сундуке — их закругленные грани мерцали золотыми, алыми и синими искрами. Блоч и его люди хорошо потрудились: многое из того, что стояло на полу, исчезло, а некоторые из коробов попроще опустели.

Мое внимание привлекла большая позолоченная рака с резной крышкой, пустая внутри, но на золотом дне которой каким-то сверхъестественным образом сохранились отпечатки двух маленьких статуэток. Одна теперь находилась в сейфе Джона в институте. Другая, наверняка статуэтка мужа Нефертити, вероятно, была взята Блочем. Интересно, за сколько он ее продаст? За десять тысяч? За двадцать пять? А ведь это всего лишь один предмет из целой коллекции.

Пока я осторожно пробиралась по заваленным сокровищами помещениям, план гробницы стал мне совершенно ясен. Главная камера с саркофагом и та, что прилегала к ней, располагались в дальнем от входа конце гробницы. Затем, если смотреть с того места, где находилась я, шли две сокровищницы и зал довольно большого размера с четырьмя прямоугольными колоннами. С одной стороны от этого зала находилась крошечная камера с пустой ракой. А в дальнем его конце, как раз напротив проема, через который я вошла, был другой вход в виде величественной прямоугольной арки. За ней-то и начинался проход, который вел во внешний мир.

Луч моего фонарика пропал в дали этого коридора, вырубленного в монолите скалы. Длиной он был больше двухсот футов и неуклонно поднимался вверх. Я одолела две лестницы со стертыми от времени ступенями и крутой, усеянный осколками скалы подъем, по которому я ползла, раня в кровь руки и колени. В пыли на лестнице я увидела отпечатки ног и остановилась у последних двух ступеней, охваченная страшной догадкой. Следы на тонком слое пыли были оставлены Блочем и его командой, но под ними виднелись полустертые отпечатки ног моего отца. Он, в свою очередь, небрежно прошел по следам сандалий, оставленным три тысячелетия назад удаляющейся похоронной процессией.

Следы в пыли, не потревоженные ни ветром, ни дождем, — эфемерное напоминание о бренности человека. Они пережили тех, кто их оставил. Странно было думать, что где-то на ступенях сохранилась память о Джейке.

Следы Джейка в пыли. Вот она, его роль во всех этих событиях! То, что именно я попала в западню в джунглях хитросплетений лжи, семена которых он бездумно посеял, только усугубляло эту насмешку, поскольку Джейк не одобрил бы последнего развития событий. Будучи виноват с точки зрения закона, Джейк никогда не причинил бы вреда ни одной живой душе. Скорее всего, он считал всю эту затею чем-то вроде грандиозной шутки, а себя — Робином Гудом археологии, который грабит богачей, но богачей другой эпохи, чьи бренные тела уже не нуждаются в золоте. Да, хотя это звучит странно: для Джейка это была всего-навсего невинная забава. В своих поступках он всегда отличался детской безответственностью. Я была ему товарищем по играм и нянькой в той же степени, что и дочерью.

Стоя тут на пыльных ступенях и ощущая пыль веков в собственной глотке, я поняла, что, в конце концов, я в долгу перед мистером Блочем. Он вернул мне моего отца — лишенного в значительной степени былого блеска, но навсегда поставленного на должное место в моих воспоминаниях. Отца, которого можно было простить хотя бы потому, что по сравнению с Блочем он был не так уж плох.

Я поднялась по ступеням. Мне постоянно приходилось светить себе под ноги, чтобы не споткнуться, но у меня возникло смутное впечатление, что стены прохода расцвечены яркими рисунками и исписаны иероглифическими письменами. От подъема по высоким ступеням у меня заболели ноги. Наверное, я уже приближаюсь к выходу...