Тайна Нефертити - [17]

Джон стоял в своей излюбленной позе: руки на бедрах, голова откинута, сердитый взгляд устремлен в небо. Он резко обернулся, когда я наконец приблизилась к нему.

— Спокойно, Томми, не перебивай. Мы поговорим после того, как встретимся с Ахмедом. Я догадываюсь, что он собирается тебе рассказать, и это подтвердит мою пространную и интересную историю, которой ты, несомненно, твердо решила не верить.

— Но я...

— Я сказал, поговорим потом. Сейчас мы опаздываем. Побереги свой запал для восхождения. За эти годы ты явно порастеряла форму.

Позади меня раздался смешок, и я бросила на Майка разъяренный взгляд.

— Я бы этого не сказал, — осклабился он. — Но ты не можешь не согласиться, что эти слаксы несколько...

— В наши дни, — холодно парировала я, начиная восхождение по склону, — невозможно купить слаксы, которые не были бы несколько...

— А нельзя было выбрать на пару размерчиков побольше? — невинно поинтересовался Майк.

— Тогда они с меня свалились бы, — отрезала я и замолчала, чтобы поберечь силы. Джон прав — я утратила форму, но я скорее умру, чем признаюсь в этом.

В отличие от остальных предметов, которые укорачиваются по мере того, как растешь, эти скалы стали гораздо выше. Тропинка петляла, обходя отвесные выступы, но кое-где склон был таким крутым, что следовало бы карабкаться на четвереньках. И все же я предпочитала этого не делать, поскольку Майк шел прямо за мной. Я думала, что не выдержу, упаду без сил, пока дождусь привала.

А Джон, черт бы его побрал, даже не запыхался! Я опустилась на камень — до чего же удобно, они здесь всегда под рукой — и постаралась не хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Справа от меня скалы отвесно обрывались вниз, открывая глазам изумительный вид. Весь храмовый комплекс лежал передо мной как на ладони, словно макет, на котором изображены и колоннады, и уступы ведущих к нему дорог, очерченные резкими черными тенями. Вдали от Храма царицы виднелись развалины дворца более ранней эпохи — времен Одиннадцатой династии. Правильной геометрической формы контур пирамиды, высившейся рядом с ними, был словно вычерчен с помощью пера и линейки.

И тут опять это случилось! Как чертовски часто я оказываюсь во власти болезненно щемящего чувства, что когда-то здесь уже бывала. Только в этом случае я знала, сколько раз я тут была — чтобы сосчитать, не хватило бы пальцев на руках и ногах. Именно сюда юной и проворной девчонкой я больше всего любила ходить. Я легко, словно козочка, взбегала по этой тропке, зачастую одна, иногда — с Джейком (он всегда говорил, что предпочитает пешие прогулки), иногда — с Абделалом.

Чтобы побороть приступ ностальгии, я спросила:

— Где мы встречаемся с Ахмедом?

— Вблизи Долины.

— О Господи, как далеко!

— Когда доберемся до плато, идти будет легче.

— Знаю.

Джон встал, и я безропотно последовала его примеру, хотя грудь по-прежнему саднило. Не прошли мы и десяти футов пути, как я почувствовала на своей спине большую твердую ладонь, легонько подталкивающую меня вперед. Без нее я никогда бы не преодолела последние двадцать футов подъема. Поэтому, когда мы добрались до плато и Майк встал со мной рядом, я позволила взять себя под руку. Я даже сказала ему спасибо.

Теперь мы могли идти рядом не только вдвоем, но и втроем и не спустимся с плато, пока не дойдем до каньона, который и есть Долина царей.

Пока мы брели по неровной унылой возвышенности, я почувствовала, что начинаю постепенно оживать.

Хотя высота плато не столь уж велика, плоское и однообразное, оно кажется ближе к небу, чем самые высокие горы. У меня возникло ощущение, будто я парю между небом и землей, будто я оказалась между одним эмоциональным состоянием и другим, когда отчаяние переходит в безоглядную радость. Солнце жгло мне плечи сквозь хлопковую блузку, от острых камней не спасала даже толстая резиновая подошва кроссовок, но я готова была идти по этому унылому, странно успокаивающему нагорью вечно.

К тому времени когда мы подошли к каньону, Долина уже кишела туристами. Плато возвышалось над гробницами царей и над храмом; крутая тропинка вела вниз по скале в Долину, петляя среди валунов и мест для пикников, усыпанных гравием, пустыми пивными банками и апельсиновой кожурой. На фоне бледно-желтых склонов каньона я разглядела темные отверстия входов в гробницы. Почти прямо подо мной виднелась низкая каменная балюстрада: она огораживала гробницу Тутанхамона. Яркие блузки и рубашки туристов — любителей ранних экскурсий расцветили тускло-коричневое дно каньона желтыми, малиновыми, алыми пятнами. А с террасы нового здания гостиницы слабо доносилось знакомое:

— Enrico! Vieni qua, vieni a mamma!

Беглый взгляд Джона вниз на Долину, по-видимому, не обнаружил там ничего достойного его внимания. Тогда он посмотрел на свои наручные часы и сразу же пошел назад, прочь от тропы и каньона. В том направлении не было ровным счетом ничего, кроме осыпавшихся скал, неровных и бесформенных, словно куски пластилина, которые Творец, как нетерпеливый ребенок, разбросал повсюду, и они затвердели.

На некотором расстоянии от края каньона Джон остановился и сел в тени валуна. Любой, кто провел в Верхнем Египте больше одного дня, непроизвольно стремится в тень. Джон еще раз посмотрел на часы.