Тайна Лидии - [12]

И все-таки Лидия оказалась в прошлом. Если, конечно, это не безумный сон, который никак не хочет заканчиваться. Все началось с птицы, которая украла карандаш… Впрочем, винить тут некого, сама во всем виновата. Лидия горько вздохнула.

– Ты грустишь?

Хендрикье все сидела и смотрела на Лидию, склонив голову набок и подперев щеку ладонью. Другая рука лежала на столе. Лидия вдруг поняла, что это девушка с картины в Национальном музее. Служанка, написанная Рембрандтом. Уму непостижимо! Лидия в доме Рембрандта. Старик, который подобрал ее на набережной и привел домой, – великий художник. Если подумать, то и его лицо знакомо Лидии – она видела не один автопортрет Рембрандта. Значит, она повстречала величайшего художника всех времени и народов, как говорит дедушка. Ох, если бы он был рядом… Лидия снова вздохнула. Взяв в руки кружку, она допила молоко, жирное, как сливки, и пахнущее хлевом. Однако Лидии так хотелось пить, что ей было все равно.

– Хочешь еще молока? – спросила Хендрикье.

– Нет, спасибо.

– Значит, говорить ты умеешь, – улыбнулась девушка.

– Конечно, умею, – печально ответила Лидия.

– Откуда ты родом?

– Из Стокгольма.

– Это где?

– В Швеции.

– А это где? Я в школе недолго училась… – смущенно призналась Хендрикье.

– На севере, – ответила Лидия. – И еще я из другого времени, из начала двадцать первого века. Не могу толком объяснить. Нет сил.

– Странные ты вещи говоришь… – наморщила лоб Хендрикье. – Ничего не понимаю. Ты не ударилась головой случайно?

– Я и сама не понимаю, что произошло, – удрученно ответила Лидия. – Не понимаю, как оказалась тут, в доме Рембрандта. Ведь это он, знаменитый художник?

– Да, это он! – с гордостью кивнула Хендрикье и просияла. – Он лучший художник во всей Голландии!

– А он добрый?

– Очень добрый, но только если не тревожить, когда он работает в мастерской. И еще он пьет слишком много женевера. Когда выпьет, то сначала всем доволен, а потом начинает сердиться. Но вообще сейчас у него туго с деньгами, так что настроение дурное. И еще он ссорится с Титусом.

– А кто такой Титус?

– Его сын. Единственный ребенок. Было еще три от жены Саскии, но они умерли в младенчестве. И Саския тоже умерла. Так что Рембрандту пришлось несладко.

Хендрикье встала и подошла к печи. Взяв из корзины полено, она положила его в огонь. На улице все сильнее задувал ветер. В окно было видно, как потемнело небо. Вскоре ударили первые капли дождя, а ветви дерева стали биться о стекло.

– Кажется, буря, – сказала Хендрикье. – Надеюсь, дамбы выдержат.

Но ей никто не ответил: Лидия спала, уронив голову на стол. Хендрикье подняла ее на руки и отнесла в комнатушку рядом с кухней. Уложив девочку на кровать и укрыв одеялом, Хендрикье еще какое-то время стояла рядом и смотрела на нее. Какая она легонькая! И руки нежные, как у госпожи. Хотя пальцы в краске, совсем как у Рембрандта.

Хендрикье посмотрела на свои руки, красные и натруженные. Целыми днями она носила воду и дрова, стирала, убирала и готовила еду. Но сейчас ее волновало не это, а странная гостья – девочка, одетая как мальчик.

Мастерская

Лидию разбудили завывания ветра, трясшего оконные стекла. Где-то хлопала дверь. Девочка долго лежала с закрытыми глазами, надеясь, что все произошедшее за последние сутки обернется сном и, открыв глаза, она окажется в собственной комнате. Но простыни были жесткими и незнакомыми, вовсе не как дома. От комковатого матраса ныла спина. Запах тоже был чужим – смесь кухонного чада и чего-то сладковато– затхлого. Наконец Лидия открыла глаза. Она лежала в крохотной комнатке с белеными стенами и оконцем. Мебели здесь почти не было – только шкаф, на котором стояли блюдо и кувшин, и коричневый стул. На стуле лежала аккуратно сложенная одежда Лидии: джинсы и куртка. Кровать была узкой и высокой: когда Лидия села, ноги не достали до пола. Было холодно, и, натягивая джинсы, Лидия дрожала всем телом.

«Я в другом мире, в другой эпохе. Прикоснулась к картине и – бах! – оказалась здесь. А вдруг я больше никогда не попаду домой? Вдруг я навсегда останусь в семнадцатом веке?» Эта мысль была так ужасна, что Лидия поспешила от нее отмахнуться. Взяв куртку, она осторожно вышла из комнатки. Вот кухня, где она сидела с Хендрикье. Но сейчас здесь ни души. За кухней начинался коридор. Лидия приоткрыла первую попавшуюся дверь. Это была спальня, только больше той, в которой ночевала она сама. Следующая дверь была заперта. Открыв третью дверь, Лидия замерла на пороге. Комната, представшая ее взору, была больше похожа на зал. Вдоль стен стояли лавки и сундуки, посередине – черный стол и стулья с высокими резными спинками. Лидия принюхалась: пахло ее любимыми красками и растворителем. Через высокие окна в зал струился дневной свет. Стены были сплошь увешаны картинами и разнообразной одеждой: расшитыми жилетами, плащами с золочеными пряжками, форменными куртками с блестящими пуговицами, бархатными шляпами, шелковыми платками и шлемами с плюмажами. В одном углу стояли рыцарские доспехи с мечом и щитом. Еще в зале было полно оружия: сабель, копий, алебард, ножей, кинжалов, стрел, а также медалей, нашейных цепей, украшений, вымпелов и гербов. Но больше всего было картин. Они висели чуть ли не одна на другой, самые разные – от простых рисунков до полотен в тяжелых золотых рамах. На полу стоял мольберт с полотном, а на столике рядом с ним теснились банки с краской, лежали кисти, ножи и палитры. Другие картины стояли, прислоненные к столу и стенам. Лидия поняла, что это мастерская Рембрандта. Она не решалась войти: вдруг художник рассердится, застав ее там? Лидия посмотрела на мольберт, но он стоял так, что полотна было не разглядеть. Любопытство пересилило страх, и Лидия вошла в мастерскую.