Тайна Леонардо - [9]

Лилипут старательно затушил в пепельнице окурок и сразу же закурил опять. Когда он заговорил, голос его уже не дребезжал, а скрипел, как несмазанная дверная петля.

– Аншлаги, – произнес он с горечью и отвращением. – Аплодисменты... Ты ходил когда-нибудь на эти представления?

– Нет, – честно признался Владимир Яковлевич. – Я вообще не люблю цирк. Есть в нем что-то противоестественное...

– Верно, – подтвердил его собеседник. – А цирк лилипутов вдвойне. Никаких особенных чудес силы и ловкости там не увидишь, там только одно чудо – мы сами. И люди идут в цирк лилипутов затем же, зачем они приходят в Кунсткамеру, – поглазеть на забавных уродцев, на шутов, которые валяют дурака на арене просто потому, что забыли стыд и за деньги готовы на любое унижение.

Доктор Дружинин с трудом сдержал ухмылку. "Ишь ты, – подумал он. Надо же, какое кипение страстей!"

– Ну, не знаю, – сказал он вслух. – Ты ведь, насколько мне известно, не просто ездил по сцене на трехколесном велосипеде. Ты же профессиональный акробат! И, говорят, очень неплохой.

– Знал бы ты, чего мне стоило им стать, – с прежней горечью произнес лилипут. – Думал, сделаю номер, чтоб не стыдно было на люди показаться... А людям моя акробатика до лампочки, они пришли на урода посмотреть, пальцем в него потыкать, посмеяться... Им все равно, стишки я рассказываю, катаюсь на трехколесном велосипеде или кручу тройное сальто-мортале... Чем такая слава, лучше удавиться!

За окнами машины быстро темнело, вдоль улиц редкими цепочками зажглись фонари, и Владимир Яковлевич включил фары.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Раз у нас с тобой пошел такой разговор, объясни мне, пожалуйста, что ты получил взамен. Твои теперешние коллеги – народ грубый, в выражениях они не стесняются...

– А я тоже грубый, – заявил лилипут. В его маленькой руке неожиданно появился пружинный нож, тусклое, сточенное лезвие со щелчком выскочило из рукоятки, и даже со стороны, на глаз, было видно, какое оно острое. – Если кому охота посмеяться над уродом, я это в два счета могу устроить. Чик – и ты обеспечен весельем на всю оставшуюся жизнь. Как глянешь в зеркало, так и засмеешься. Уродами не только рождаются, иногда ими становятся. Кто-то становится живым уродом, кто-то – мертвым. Тут уж кому как повезет.

Снова послышался металлический щелчок, и нож исчез, словно его и не было.

– Так мы с тобой, оказывается, коллеги, – усмехнулся доктор Дружинин. – Ты у нас, выходит, тоже пластический хирург, только наоборот...

– Ага, – подтвердил лилипут. – Так что ты уж постарайся сделать все как надо. А то, если что, я тебя тоже прооперирую.

– Уймись, – посоветовал Дружинин. – Если я берусь за работу, я делаю ее на всю катушку, что называется, до упора. Просто не умею по-другому... Алена Делона из тебя, конечно, все равно не получится, но... В общем, я там, у себя, смоделировал на компьютере что-то вроде твоего будущего портрета... Не желаешь взглянуть?

Он вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист компьютерной распечатки и протянул лилипуту. Тот недоверчиво хмыкнул, развернул бумагу и стал с любопытством разглядывать изображенное на ней лицо, по которому пробегали полосы света и тени от уличных фонарей и фар встречных автомобилей.

– Действительно, не Ален Делон, – сказал он наконец, возвращая бумагу Дружинину.

– Оставь себе, – сказал тот, – потом сравнишь... Не красавец, конечно, зато ни малейшего сходства с твоей теперешней физиономией. Обрати внимание, я даже форму ушей немного изменил, так что никакой компьютер тебя не узнает, не говоря уж о родной маме.

К загородному дому доктора Дружинина они подъехали уже в полной темноте. Фары осветили железные ворота в высоком кирпичном заборе, верхний край которого сверкал и переливался острым бутылочным блеском. Порывшись в бардачке, Владимир Яковлевич отыскал пульт дистанционного управления, и тяжелые створки с негромким рокотом начали расходиться в стороны, открывая проезд.

– Ого, – оценил это новшество лилипут. – К черту славу, когда есть такие бабки!

– У налоговой полиции ко мне претензий нет, если ты это имеешь в виду, – сказал доктор Дружинин, загоняя машину во двор.

– Они просто не знают об операциях, которые ты проводишь здесь, – заметил лилипут.

– Ну, мы же их за это простим, правда? – улыбнулся Владимир Яковлевич. – Невозможно знать все на свете.

Через темный двор вела гладкая, выложенная цементной плиткой дорожка, упиравшаяся в запертые ворота гаража. Как только машина, шурша опавшей листвой, покатилась к гаражу, по обеим сторонам дорожки зажглись неяркие матовые плафоны, а гаражные ворота плавно поползли вверх. В гараже вспыхнул свет, и сейчас же на первом этаже мягко озарились окна гостиной.

– Ого, – повторил лилипут. – Это что, тоже автоматически?

– Я мог бы сказать "да", – с улыбкой ответил Дружинин, – но это была бы просто шутка. На самом деле нас встречают.

– Кто? – насторожился лилипут.

– Ты же не рассчитываешь, что я стану делать такую сложную операцию один, без помощника? – довольно туманно ответил Владимир Яковлевич, загоняя машину в гараж.

Он заглушил двигатель, вышел из машины и повернул установленный на стене переключатель. Зажужжал невидимый электромотор, и пластинчатые ворота начали опускаться.