Тайна космического терминала - [2]

Единство противоположностей

Заранее прошу у читателей прощения за некоторую схематичность моего повествования. Причина этого до смешного тривиальна. Наш главный редактор потребовал, чтобы в понедельник утром он мог прочесть материал на экране своего дисплея. Мои робкие возражения, что сегодня уже пятница, а научные редакторы, согласно КЗОТу, тоже имеют право на нормальный отдых, не произвели на Ван Ваныча никакого впечатления. - Нормальные научные редакторы имеют право на нормальный отдых. Но они и ведут себя нормально. Во всяком случае не ввязываются в сверхсенсации межгалактического масштаба, - глубокомысленно изрек он, пожевав мясистыми губами, словно смаковал на вкус свою остроту. - В понедельник вы изволите отбыть в Твелу, а что прикажете делать нам? - Но ведь я лечу туда по персональному приглашению ЮНЕСКО, - запротестовал я, поскольку при всем внешнем добродушии шеф обожал такие ударчики ниже пояса, спускать которые было не в моих правилах. - Вот в этом-то все и дело, - поморщился Ван Ваныч. - Иначе, не сомневаюсь, Академия наук и Союз журналистов нашли бы более сознательного журналиста, понимающего свою ответственность перед десятками миллионов телезрителей, не говоря уже о собственном телевестнике. В преддверии величайшего события в истории человечества... Нравственные проповеди на темы прописных истин были излюбленной отмычкой Ван Ваныча, которой он запросто вскрывал даже непробиваемую флегму нашего спецкора Валеры Ястребова. Что уж тут говорить обо мне, слаб человек. - Хорошо, Ван Ваныч, - кисло согласился я. - Только не уверен, что у меня получится. - Получится, получится, если постараешься. Я уже дал Люде указание подобрать дискеты по теме космического терминала. Дома посмотрите. Поймите же, Витя, я на вас надеюсь, - сменил он назидательный тон на проникновенно доверительный. - Только вы можете подготовить нашу аудиторию к такому эпохальному событию, если удастся осуществить сеанс межгалактической связи. Ведь вы же первым из журналистов сумели не просто понять сущность теории Прянишникова, а - и это главное - понятно рассказать о ней. Вам, как говорится, и дискетки в руки... Что ж, возможно, шеф прав, поскольку история космического терминала действительно начинается с того памятного для меня интервью. Точнее, с моего увлечения парапсихологией и экстрасенсами. Это уж потом, после знакомства с теорией Прянишникова и гипотезой Дебре, я переключился на ВЦ (внеземные цивилизации). А два года спустя Прянишников и Дебре получили Нобелевскую премию. Втайне я льщу себя мыслью, что в этом есть самая-самая капелюшечка и моих заслуг. Не подумайте, будто мне хочется примазаться к их славе. Я говорю об этом просто, чтобы было понятно, почему ЮНЕСКО сочла необходимым направить персональное приглашение научному обозревателю телевестника "Мир вокруг нас" Виктору Горину, хотя "киты" и "волки" нашего журналистского корпуса не на жизнь, а на смерть дрались за право освещать предстоящий эксперимент. Впрочем, для тех, кто не слишком внимательно следил за ходом событий в области межгалактических контактов, постараюсь вкратце рассказать их предысторию. На Бориса Михайловича я вышел совершенно случайно. Почти три года назад в американском журнале "ЭСП-ревью" мне попалось маленькое сообщение о том, что советский доктор физико-математических наук Прянишников разработал оригинальную теорию, объясняющую чуть ли не все феномены парапсихологии, начиная от экстрасенсов и дальновидения и кончая телекинезом. "ЭСП-ревью" пользовалось репутацией солидного издания. Поэтому у меня родилась идея взять у Прянишникова интервью для еженедельной телепанорамы, хотя я и не испытывал большой уверенности в проходимости подобного материала. После того как наше начальство на самом высоком уровне разочаровалось в телецелителях, Ван Ваныч тоже охладел к моим любимым темам из области парапсихологии. В конце концов попытка не пытка, решил я и, узнав в ЦАБе адрес Прянишникова, отправился на проспект Вернадского. Судя по далеко выдававшемуся перед фасадом подъезду, физик-теоретик жил в доме повышенной комфортности, что уже само по себе должно было внушать доверие к его научным открытиям. Правда, этот же факт можно было расценить и как свидетельство склонности принимать желаемое за действительное, ибо повышенная комфортность в кооперативном исполнении в основном сводилась это я знал по собственному опыту - чуть ли не к двойной стоимости метра площади. Я успел со всех сторон рассмотреть сей наглядный пример диалектического единства противоположностей, пока сравнительно новый на вид, но уже старчески покряхтывающий лифт - еще один повод для сомнения в солидности научной базы теории Прянишникова - не спеша поднимал меня на двадцатый этаж. Дверь нужной мне квартиры открыл невысокий худощавый подросток. Поздоровавшись, я спросил, дома ли отец, с которым по телефону мы говорили о встрече. - Проходите, пожалуйста, - пригласил мальчик и, проведя меня коротким коридором, любезно распахнул дверь комнаты. Не знаю, каким я ожидал увидеть кабинет ученого, занимающегося парапсихологией, но во всяком случае не таким, как эта, похожая на пенал, комната. Ближний к двери конец занимали маленький кабинетный рояль и угловой диван с разбросанными на нем нотами, дальний, у окна, простенький письменный стол с жестким вращающимся креслом. Если бы не вытянувшиеся вдоль стен стеллажи с книгами, комната больше подошла бы ученику музыкальной школы, чем доктору физико-математических наук. Вдоволь подивившись на столь необычную обстановку, я обернулся к нетерпеливо ожидавшему в дверях Прянишникову-младшему и осторожно поинтересовался, скоро ли будет Борис Михайлович. В том, что его нет дома, я не сомневался, ибо в противном случае хозяин давно бы появился. - Я к вашим услугам, - улыбнулся подросток, из деликатности сделав вид, что не заметил моего замешательства. Впрочем, состояние, в котором я находился, правильнее было бы назвать полной растерянностью, граничащей с паникой: принять доктора наук за школьника! Если бы я сразу повнимательнее вгляделся в удивительно моложавое лицо Прянишникова, наверняка бы заметил седину на висках и понял, что передо мной отнюдь не мальчик, хотя и с юношеской комплекцией и угловатой порывистостью движений. "Еще одно единство противоположностей", - машинально отметил я. Пока ко мне возвращалось утерянное было самообладание, Прянишников успел сдвинуть в кучу ноты на диване и, подождав, когда я сяду, устроился напротив. Диван оказался очень удобным, и мне подумалось, что хозяин, видимо, хорошо играет, раз на его домашние концерты собираются слушатели эта микроложа явно предназначалась для них. Но о музыке можно будет поговорить потом. Сначала следовало разобраться с теорией Прянишникова, которую я и попросил его изложить по возможности популярно, чтобы было понятно и неспециалисту. Однако прежде хочу сделать маленькое пояснение. Поскольку парапсихология, по мнению Ван Ваныча, потеряла актуальность, нечего было пытаться получить у него разрешение на внеплановую видеосъемку. Приходилось обходиться диктофоном. Воспользовавшись начавшейся конверсией, я достал через приятелей отличный аппарат размером в пачку сигарет с емкостью на четыре часа. Микрофоном служила булавка для галстука в виде птичьей головы. Это было очень удобно, так как есть немало людей, страдающих "микрофонной болезнью" - излишней скованностью, когда они знают, что их записывают. С "Разведчиком" же, как именовалась ранее в соответствующем учреждении эта хитрая техника - о ней я обычно предварительно предупреждал, - не видя перед собой микрофона, собеседник быстро забывал о записи и вел себя непринужденно.