Тайна короля Якова - [90]

За оловянной стойкой стоял молчаливый дряхлый хозяин. Тимона он явно принял за вора или контрабандиста. Как-никак на поясе у него открыто висело несколько кинжалов. Старик уставил на гостя неподвижный взгляд, а рука его потянулась к немало повидавшей дубинке, спрятанной под стойкой. Передник у него был чернее зубов. Когда Тимон подошел ближе, старик с присвистом вздохнул.

— Меня прислал Френсис Марбери, — шепотом произнес Тимон, хотя в трактире не было никого, кроме хозяина.

Тот выдохнул, помедлил секунду и склонил голову.

— И еще декан Марбери велел сказать, что Бриджит Драйден просила отдать известный вам предмет. — Тимон не сводил глаз с хозяина.

Этих слов оказалось достаточно. Хозяин подал ему открытый выездной паспорт со всеми положенными подписями. Имя в нем было не проставлено.

Тимон заметил, как смягчился взгляд хозяина при упоминании покойной жены Марбери, и задумался, что скрывается за этой нежностью.

«Прибегать для побега к воскрешению призраков — опасно», — подумал он.

Тимон заплатил хозяину, взял документ и сразу ушел.

Потом он поболтался среди шумной толпы вопящих, толкающихся, бранящихся людей. К восходу толпа стала гуще: появились фаты в шляпах, украшенных перьями, юнцы с молодыми, едва пробившимися бородками. Разноязыкий гомон невидимой вавилонской башней поднимался до самого неба. Шаг за шагом, расталкивая локтями толпу, Тимон оказался наконец у одинокого столба, к которому и прислонялся теперь, глядя, как его корабль, «Конкорд», загружают припасами для долгого плавания.

Только теперь он нашел время поразмыслить над прощальными словами Ланкина: «…все их попытки сделать добро сводит на нет демон страха за свою шкуру».

Неужели кембриджские переводчики закроют глаза на пятнадцать веков лжи ради собственного недолгого спокойствия? Не может быть.

Здесь размышления Тимона были прерваны. На него налетел едва державшийся на ногах матрос. На нем висела напудренная шлюха, запустившая руку ему в карман. От нее сладко тянуло французской жимолостью.

Моряк бросил Тимону невнятное ругательство, отшвырнул женщину и повернул к «Конкорду». Женщина, та самая, что заметила Тимона перед рассветом, узнала его и улыбнулась:

— «Конкорд» грузится.

Тимона поразила звонкая свежесть ее голоса.

Он покосился на корабль:

— Верно.

— На нем отплываете?

— Да.

— Жаль, — тихо сказала она.

Тимон опять улыбнулся ей.

— Прекрасное утро, — с подчеркнутой любезностью заговорил он, — ив другое время я охотно прогулялся бы с вами по набережной, любуясь скользящими по воде лебедями. Но сегодня я занят.

Опустив руку в карман, он достал серебряную крону — подарок Марбери — и протянул ей.

— Однако я хотел бы оставить добрую память.

Она глазела на монету, словно боясь, что та ее укусит.

— Да ведь для меня это десять недель жизни!

— Я хотел бы дать вам больше.

Он вложил крону ей в ладонь.

— Но… — начала она, крепко зажав монету в кулаке.

— Я только и прошу, чтобы вы вернули кошелек этому моряку прежде, чем он взойдет на борт, — тихо добавил Тимон. — Я заметил, как вы сейчас вытащили его.

— О… — потупилась она. — Видели, значит.

— Да, но крона должна сполна возместить вам потерю.

— Сполна, сполна. — Она с ног до головы оглядела Тимона. — Вы, верно, проповедник? Хотя и одеты как разбойник, а?

— Так и есть, — шепнул Тимон. — Так вы отдадите?..

— Джонни? — пропела она.

Моряк остановился и завертел головой, ища, откуда донесся голос. Обернувшись, он навел расплывавшийся взгляд на лицо девушки.

Она протянула ему кошелек.

— Ты уронил, милый.

Он похлопал себя по штанам, где должен был лежать кошелек, и вытаращил глаза. Покачнулся и шагнул к девушке.

— Вы этого добивались? — хрипло шепнула она Тимону.

— Скажу вам правду, — прошептал Тимон, глядя, как моряк медленно ковыляет к ним. — Случилось чудо. Я окрещен заново, словно сам Иоанн окунул меня в воды пустыни. Только я окунулся в слова. Моя прежняя жизнь утонула в черных чернилах, и я заново воскрес из букв на листе. Самые древние слова моей веры привели меня к новому рассвету. Меня изменил голос святых. И что лучше всего — я помню каждую строчку. Я, видите ли, новая, живая Библия.

Монолог Тимона прервал моряк. Он круглыми глазами уставился на девушку.

— Это мой кошелек?

— Твой, милый, — нетерпеливо отозвалась она. — В Америке он тебе пригодится. — Она со вздохом подала ему кошелек и потрепала по щеке.

— Если я когда-нибудь вернусь, Нэнси, — горячо заговорил матрос, — клянусь, возьму тебя замуж. Ты всегда заботилась обо мне, когда я бывал в Лондоне. Так что через шесть месяцев жди вестей о «Конкорде». Мы повенчаемся, решено?

— Договорились, — мягко, без малейшей веры согласилась она.

Моряк кивнул, потянулся чмокнуть Нэнси в щеку, промахнулся и повернул обратно к «Конкорду».

Тогда девушка повернулась к Тимону, ожидая его похвалы.

Но Тимон исчез.

Она сделала шаг-другой, отыскивая в толпе тонкую белую рубаху. Она видела полосатых матросов, грохочущие тележки, скандалящих драчунов, головореза со шрамом, торговца яблоками и семерых монахов, но того, кого она искала, не было.

На мгновенье ей показалось, что в толпе мелькнула кудрявая голова, и она закричала: