Тайна кода да Винчи - [10]

Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею; Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу; Аса родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Порам родил Озию; Озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию; Езекия родил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил Иосию; Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и братьев его, перед переселением в Вавилон.

По переселении же в Вавилон Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля; Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора; Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда; Елиуд родил Елезара; Елезар родил Матфана; Матфан родил Иакова; Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от которой родился Иисус, называемый Христос.

Итак, всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов».

Святое Благоповествование от Матфея:

Глава I, Родословная Иисуса.

Я перелистнул страницу, и мой взгляд инстинктивно побежал по строчкам. Но я не мог сосредоточиться, мысль «разъезжалась», как у пьяного. Я попытался вновь собраться, вникнуть в суть исследований доктора Рабина, но все безрезультатно.

«Авраам родил Исаака…»

В бессилии я отбросил книгу и нервно забарабанил пальцами по столу. Что же делать? Может, плюнуть? Ну что за ерунда, честное слово! Я повернул голову и натолкнулся взглядом на рекламный щит доктора Рабина. Нет, видимо, не получится.

Надо кому-нибудь позвонить… Но кому? На ум приходило только одно имя… Позвонить Дику? Сказать: «Дик, привет! Ты все еще меня любишь? Или уже нет и можно просто тобой попользоваться, как я это всегда делал?»

Я познакомился с Диком на Ибице. Совершенно случайно, утром, выходя пьяным и обкуренным из пятой, наверное, за ту ночь дискотеки. Он сидел на морском берегу и, улыбаясь, смотрел куда-то вдаль. Меня почему-то дернуло подойти к нему и завести разговор, который спустя время перерос в долгие и особенные отношения.

Дик оказался потрясающим собеседником! Сначала, правда, я решил, что он несет какую-то чушь — наелся дряни, а теперь галлюцинирует и бредит. Но потом выяснилось, что это его обычное состояние, а его рассказы — вовсе не бред, а настоящий свод мировой гуманитарной мысли.

Это от Дика я знаю и про Вальтера, и про Ницше, и про Кьеркегора с Хайдеггером, а еще про эйдосы Платона, кинизм Диогена, транцендентальность Канта, логику Витгенштейна, дискурсы Барта, рождающиеся структуры Мишеля Фуко и исчезающие структуры Умберто Эко. Кто бы еще мог увлечь меня такими бессмысленными, на первый взгляд, и абстрактными вещами?

Но Дик рассказывал о философии так, что остаться равнодушным было нельзя. Я тогда только посмотрел первую «Матрицу», и если бы меня спросили: «Что на тебя произвело большее впечатление — "Матрица" с Киану Ривзом или коротенький рассказ Дика об Эпикуре?» — то, не раздумывая, ответил: «Рассказ Дика об Эпикуре».

Он стал в каком-то смысле моим наставником, моим змием-искусителем с плодами Древа Познания. Весь мой наивный протестантизм полетел в тартарары. Я увидел новый мир — огромный, сложный, завораживающий. Но потом оказалось, что искусителем был не он, а я. Дик влюбился в меня. Прямо там, на пляже Ибицы, с первого взгляда.

Поклонник античности, Дик думал в то утро о вечной любви Кипариса к Аполлону. И тут появился я. В голове Дика все сошлось. А вот в моей голове долго ничего не сходилось. Я никак не мог понять, в чем причина его бережного и участливого отношения ко мне. Мне было с ним интересно, он открывал мне глаза на мир. Но что мог дать ему я?

Когда я нашел ответ на этот вопрос, я прервал наше общение.

* * *

— Алло, Дик?

— Привет! Очень рад твоему звонку! — ответил Дик, и я почувствовал, что он искренне обрадовался. — Как ты?

— Все хорошо. У тебя тоже?

— Да, нормально! — рассмеялся Дик. — Как Лесли?

— Лесли? — я не знал, что ответить. Лесли — это моя подружка периода дружбы с Диком. Но после Лесли уже была Николь, Сьюзен, а сегодня от меня ушла Катрин. Что тут скажешь?

— Не знаю, Дик. Я думаю, тоже нормально.

— Понятно, — ответил Дик, и по его голосу я понял, что он расстроен.

Моя непоседливость в отношениях с женщинами всегда его огорчала. Он видел, что я не могу найти того, что ищу, и переживал — и за меня, и за моих несчастных подружек. Ему было бы куда приятнее знать, что у меня и в самом деле «все хорошо». Но…

Я молчал. Нужно было еще как-то поддержать разговор, что-то обсудить, не сразу переходить к делу. Но сил для этого разговора «ни о чем» не было.

— И замолчал… — снова рассмеялся Дик. — Не знаешь с чего начать?

— В общем да. Я не знаю…

— Ты еще мою гадальную книгу не выбросил? — прервал меня Дик.

В свое время Дик подарил мне забавную книжицу с латинскими изречениями — по одному высказыванию на странице. Он искренне верил, что если задать ей вопрос и, закрыв глаза, открыть на случайной странице, то она на него ответит.

— Нет, не выбросил, — сказал я, нехотя открывая нижний ящик стола. — Вот, достал.

Небольшая книжка, больше похожая на блокнот, — с квадратными желтыми листами, в потертом кожаном переплете.