Тайна Кара-Ташского подземелья - [21]

— Дедушка Карим, — проговорил кто-то из ребят, — вам нравится проект памятника, какой мы придумали?

— Очень, дети, очень…

Дед разворачивает лист ватманской бумаги. На ней изображена голова красноармейца в шлеме, высеченная из гранита.

— Как голова богатыря из сказки «Руслан и Людмила», — сказал Турсунбек.

— Они и были богатырями, — твёрдо произнёс дед, — заслужили уважение и любовь народа. — Он подходит к утёсу и продолжает: — Хорошо придумали. Форма утёса как раз подходит… Вот только крепкий гранит. Справитесь ли?

— Справимся!!! — дружно ответили школьники. Далеко в горах эхо ответило: — …пра-а-вим-ся.

Купаясь в радужных лучах, над вершинами гор появился самолёт. Турсунбек вскинул голову, широко и счастливо заулыбался:

— Наши подарки в Сибирь полетели. До свидания, Трофимка.

Самолёт сделал круг над скалой и, помахав крыльями, стал удаляться к горизонту.

Дети долго махали ему вслед.

ИХ БЫЛО СЕМЕРО

Два всадника ехали по узкой каменистой тропинке, высеченной в гранитной стене.

В вышине на зубчатых утёсах неподвижно висели тяжёлые свинцовые тучи.

Ущелье было окутано полумраком.

И только вдали, там, где заканчивался каменный коридор, виднелась пестроцветная долина, залитая ярким полуденным солнцем.

— Ну, кажется, сегодня будет спокойный день. У басмачей, наверно, передышка, — обернувшись, проговорил передний всадник. Это был командир пограничного поста Кашка-Су Андрей Сидоров, крепко сложенный человек саженного роста с копной пышных волос, свисающих на широкий упрямый лоб. О таких в народе, говорят: «Развернётся, так не устоишь».

Второй всадник, Мурат Алымбеков, безродный киргиз, воспитанник пограничной заставы Ишик-Арт, был постоянным и незаменимым спутником командира. Он владел многими языками народов Средней Азии и при задержке лазутчиков исполнял роль переводчика. На русском языке говорил с акцентом, но не коверкая слов.

— Да, — помедлив, добавил Мурат, — что-то молчат.

Кремнистая тропинка вывела всадников в седловину междугорья, которая пересекалась глубокой пропастью. Со дна её доносился гул горной реки.

Внезапно Андрей Сидоров осадил лошадь, прислушался. Чуткий его слух уловил нечто такое, что заставило насторожиться. В общий гул вплетался новый, неуловимый звук, отдалённо напоминающий стоны человека.

— Мурат, ты что-нибудь слышишь? — обратился Сидоров к Алымбекову.

Тот, приостановив коня, напряжённо вслушался. Но как он ни напрягал слух, ничего, кроме гула, сотрясающего горный воздух, не мог расслышать.

— Гул как гул… — неуверенно произнёс он.

Неожиданно до слуха пограничников долетел приглушённый голос, полный ужаса и отчаяния.

Всадники переглянулись и, пришпорив коней, поскакали вперёд.

Тропа, ужом извиваясь между огромных валунов, привела их к узенькому мостику, который состоял из трёх полусгнивших брёвен, перекинутых через пропасть.

Стоны исходили откуда-то снизу, из-под моста.

Пограничники спешились, заглянули под брёвна. То, что они увидели, заставило их невольно вздрогнуть. Под мостом, держась окостенелыми руками за торчащий сук, висел киргизский юноша. Он подтягивал своё тело вверх чтобы уцепиться за бревно, но силы покидали его.

Один за другим пограничники кинулись на мост, легли плашмя и одновременно ухватились за руки юноши.

Юноша в изнеможении поднял голову и тут же опустил её, потеряв сознание. Сидоров и Алымбеков втащили его на мост, затем перенесли, казалось, безжизненное тело на песчаную лужайку.

— Пусть полежит, придёт в себя… — проговорил Сидоров, усаживаясь на плоский валун. — И как его угораздило туда?.. Не пойму.

Алымбеков молча отошёл к мосту, внимательно осмотрел его и задумчиво произнёс:

— Всё понятно, товарищ старшина. Этот сорви-голова — круглый лентяй.

Сидоров рассмеялся.

— Почему ты так думаешь?

— Редкий джигит[1] может решиться ехать верхом по этому мосту. А этот лодырь не слез с лошади… И получил урок. Посмотрите…

Старшина встал, подошёл к Мурату, который, указывая рукой вперёд, продолжал:

— Видите, с той стороны по брёвнам идут свежие следы, на половине моста они прерываются… там сбита кора… Лошадь поскользнулась и упала в пропасть, а он успел ухватиться.

Сидоров подошёл к краю обрыва, заглянул вниз. На дне пропасти среди острых глыб лежала окровавленная лошадь с распоротым животом. Её омывал пенящийся поток, шевеля из стороны в сторону метёлку хвоста.

Лицо старшины исказилось от жалости, и он торопливо удалился.

Юноша продолжал лежать в забытье, вздрагивал всем телом. Спустя несколько минут он испуганно вскрикнул и широко раскрыл раскосые глаза.

— Чек арачы[2]?! — уставившись на старшину, удивлённо прошептал он, затем блуждающим взором посмотрел вокруг и, увидел Мурата Алымбекова, повторил: — Чек арачы?!

Мурат утвердительно кивнул головой и добродушно улыбнулся.

Улыбнулся и юноша, но сдержанно, скрытно. Казалось, он был чем-то озадачен и встревожен. Выражение его лица часто менялось, становясь то радостным, то насторожённым. И, словно убедившись в том, что перед ним добрые люди, он проворно, как дикая кошка, вскочил на ноги.

— Рахмат[3]!!! Рахмат!!! — быстро заговорил он, пожимая руки своих спасителей.

— Спроси, как его зовут, — сказал старшина.